Питер Снелл. Без труб, без барабанов

В результате 500-метровая дорожка стадиона стала чрезвычайно мягкой. Во время разминки за три четверти часа до начала программы мы видели, как тройник сделал скачок, затем шаг и закончил попытку проехав совсем не изящным образом на спине, когда старался выполнить прыжок на коварной поверхности.

На этой большой дорожке старт в моем виде устроили с середины прямой, противоположной финишной, а гонг раздавался за финишным столбом. Это могло бы осложнить определение темпа, но я подверг себя гораздо большим неприятностям, поленившись выучить немецкую стартовую команду. Я рассуждал очень просто: первая фраза будет означать «На старт!», вторая — «Внимание!», а затем последует выстрел.

На старте нас было человек двенадцать, и я опять сделал ошибку, не заметив, что я единственный, кто бежит с низкого старта. Я стоял опираясь коленом о дорожку, ожидая команды «Внимание!», как вдруг раздался выстрел.

Все ринулись вперед, стараясь занять выгодную позицию перед выходом в первый длинный вираж. Несколько ошарашенный тем, что происходит, я оказался в самом хвосте и смешался с второразрядными бегунами, занимавшими позицию преследования. Я совершенно не мог пробиться, и когда лидеры бега входили в поворот, я был в 20 ярдах сзади. Войдя в вираж, я отчаянно пытался определить, где же Пауль Шмидт, рекордсмен Западной Германии (1.46,2) и четвертый в финале на Римской олимпиаде. Увы, я увидел его: он бежал в прекрасной позиции, позади лидера. Шмидт был хороший парень, кое-как говорил по-английски, и мы с ним обменялись любезностями во время разминки. И вот теперь он был в 20 ярдах впереди, и мне было уже не до любезностей.

Я преследовал забег, когда раздался удар гонга. Я хотел выйти вперед, и единственным выходом было бежать по крайним дорожкам длинного виража, пробивать себе дорогу через кучу преследующих бегунов и следить за тем, чтобы избежать столкновений. Это означало, что мне придется пробежать порядочную дополнительную дистанцию.

К тому времени, когда я достиг фронта преследующей группы, Шмидт и еще три немца сделали отрыв в 10–15 ярдов. К концу предпоследней прямой отчаянными усилиями я покрыл этот разрыв, но в это время Шмидт сделал рывок. На последнем вираже и на выходе на прямую, когда до ленточки оставались долгие 150 ярдов, Шмидт был еще на 10 ярдов впереди меня. Я мог слышать, как оглушительно ревела толпа, — наверное, казалось, что местному чемпиону осталось несложное дело, — но вот Шмидт оглянулся, я увидел его лицо и понял, что его ранний спурт начинает давать себя знать. Я вложил все в последнюю попытку достать его.

За 20 ярдов до финиша я дотянулся до плеча Шмидта. Он применил тактику, обычную для многих европейских бегунов, попытавшись вытеснить меня на середину дорожки, чтобы я не смог обойти его. Однако моя инерция к этому времени была так велика, что я обошел его и вырвал на финише один ярд.

Исход дела, казалось, ошеломил толпу. Наступило гробовое молчание, и это было самым странным из того, что мне приходилось видеть на стадионах. Лишь только тогда, когда я поднялся на пьедестал почета, публика разразилась аплодисментами.

Мое время не было исключительным — всего 1.48,2 и, помимо невыразимого облегчения от того, что я сумел выпутаться из трудной ситуации и прихватить Шмидта, я не испытывал ничего до тех пор, пока не встретил Мюррея и Артура, обрушивших на меня шквал поздравлений. Артур оценил это состязание как самое мое великое выступление, которое он видел.

Они наблюдали бег рядом с группой немецких официальных лиц, которые вместе с остальными зрителями в полной мере и, не без оснований, предвкушали победу Шмидта. И после того, как Шмидт, войдя в прямую с запасом, при обычных обстоятельствах вполне достаточным для победы, был все же побит, те не только лишились языка, но были полностью парализованы.

Возвращаясь в памяти к этому состязанию, я вспоминаю, что, оказавшись так далеко, я сохранял над собой полный контроль, убеждая себя не терять головы и не пытаться быстро покрыть брешь за счет спринта. Я применил тактику, очень похожую на ту, что обычна в гандикапе, и хотя у меня не было времени, чтобы собраться с мыслями, когда я пробивался через хвост забега, я должен был крепко держать себя в руках, чтобы избежать паники. Это могло бы случиться в тот момент, когда я настиг преследующую группу и затем увидел, как Шмидт оторвался от нее и оказался далеко впереди меня незадолго до финиша.