Питер. Война

Сейчас, лежа на грязном синем пуховике, я думаю, что в жизни не видел ничего красивее атомного взрыва. Огненный цветок, распустившийся над городом. Истинный свет, поглотивший копоть человеческой цивилизации. Я знаю, что не могу этого помнить, потому что в тот момент я был глубоко под землей, за безопасной многометровой толщей гермы. Но все-таки я помню. Огненные лепестки, ласкающие землю. Свет и стон. И камень плакал и стекал, как слезы…

Если это было не проявление силы Бога, тогда что это было?!

Господь наш, ты огромен, и зловещ, и прекрасен.

…Иногда я думаю, что случилось бы, если бы я не успел добежать до метро?

Превратился бы в пепел рядом с входом в станцию. Оранжевый пепел в форме человека, который медленно рассеивает ветер.

Иногда я жалею о том, что успел.

Иногда я лежу и мечтаю о том, что не добежал. Что остался там, среди всех этих людей – этих прекрасных людей, которым осталось жить примерно минуту, пять минут, два часа… от силы неделю. И когда я так думаю, скрежет запирающихся гермоворот больше не снится мне по ночам.

Иногда я представляю, что где-то там, далеко в космосе, есть огромная голубая планета, где все умершие – живы. Там есть города, леса, озера и парки, моря и пустыни, животные и рыбы. Там есть все, что было в нашем мире…

И только метро там нет. Совсем.

И знаете… Когда я так думаю, я счастлив.

Кто-то называет это Катастрофой, кто-то Судным Днем, кто-то – Днем смерти. Я говорю:

День, Когда Распустились Цветы.

Тысячи и тысячи пусковых шахт опустели в один момент. Тысячи и тысячи металлических семян были посланы по ветру. Тысячи и тысячи огненных цветков распустились одновременно.

И знаете что?

Еще никогда Земля не была такой красивой.

Желтый отсвет карбидной лампы тает на внутренней стороне век.

Я лежу, закрыв глаза, на грязном и вонючем финском пуховике, и думаю о мире за стенами метро…

Мир, в обветшалой пустоте которого, если прислушаться, тихонечко поют альфа– и бета-частицы.

Боже, еси на Небеси, да светится имя Твое.

Да пребудут рентгены Твои с тобой,

да защитишь Ты нас от них.

– Молитва Мики

Да сдохни, блин, уже!

– Том Пикирилли. «Да сдохни блин уже»

Прелюдия Красные сталкеры

– Мне тебя даже жаль, – сказал человек. – Честно.

* * *

Воздух заметно просветлел, но солнце еще пряталось за кварталами заброшенных темных домов. Розовый свет очерчивал угрюмые силуэты зданий.

Утро.

Серый монстр ушел. На земле остался окровавленный кусок мяса – бесформенная масса из мышц, костей и гордости. Раньше, возможно, эта масса была человеком. Сейчас в это трудно было поверить.

Ветер заунывно дул в развалинах, трепал изодранную химзу.

Прошла минута и другая. Человек не шевелился. Похоже, он был уже мертв…

Прошло десять минут. Потом еще столько же.

Из-за угла развалившегося дома появилась фигура, обмотанная слоями скотча и пленки. В руках у человека был автомат.

Диггер махнул кому-то невидимому рукой и стал спускаться с горы обломков.

Следом показались еще двое, вынырнули с разных сторон.

Ветер выл.

* * *

Командир отряда красных диггеров Александр Феофанов по прозвищу «Феофан Грек» или просто Грек, задумчиво оглядел место сражения. Затем повернулся к заместителю – высокому худому диггеру по прозвищу Гриф. По прозрачному забралу противогаза у зама разбегались трещины. Самая крупная была залеплена скотчем. Рассвет розовел на стекле, Гриф щурился. Становится слишком светло, подумал Грек. Они и так задержались, а теперь их настигал рассвет. А все из-за проклятого нашествия тварей. Что они сегодня, с цепи сорвались?!

Словно Гон в этом году начался раньше времени, причем у всех тварей разом, а не только у собак Павлова.

И серый… Феофанова передернуло. Серый был хуже всего.

– Ушел этот? – он мотнул головой. Огромный чудовищный монстр. Мифический, чтоб его, Блокадник.

– Ага, – кивнул Гриф.

– Тогда пошли. Быстро, быстро, быстро!

Диггеры боевым порядком, по трое, прикрывая друг друга, спустились из развалин дома в ущелье, в которое превратилась одна из улиц Петербурга. Сначала они издали слышали звуки боя, взрывы, выстрелы, яростные крики умирающих мутантов и человеческие голоса. Теперь пришли увидеть последствия.

– Вартуман, на шухере, – приказал Грек. – Остальным – как обычно. Работаем.

Он замер, увидев, во что превратился человек. Окровавленная масса. Один из диггеров, Поэт, среднего роста крепыш, прозванный так за склонность к сочинению виршей и отмазок, наклонился. Выпрямился, протянул руку.

– Командир, смотри.

– Что это? А!

Раньше это было противотанковой гранатой РГК-3. Цилиндрический корпус смят многочисленными ударами, рукоятка согнута под углом…

Грек покачал головой.

– Чего он не кинул ее? Захреначил бы, рванет, танк помять можно…

– А вот почему.

Диггер перевернул гранату. Внутри тонкого стального цилиндра, где должен был находиться пусковой механизм и запал, было что-то серое, с тусклым блеском. Командир выпрямился. Однако.

– Свинец?