Питерская принцесса

Жалость к Деду, горе и растерянность, женская кулинарная возня вокруг Деда, перестроечные разговоры – все это было у взрослых. А у детей тоже образовался некий клуб.

С Аллочкой всегда приходила Наташа, не пропустила ни дня. Скользила с подносами из гостиной в кухню, мыла посуду. Наташа стояла у раковины будто неподвижно, руки сновали в раковине сами по себе, взгляд направлен куда-то вдаль. В стену. Всем так и запомнилась с тех дней ее длинная, неправдоподобно узкая спинка, прикрытая прямыми светлыми волосами.

Гарик по Деду не дежурил, но появлялся часто, он не любил оставаться в стороне. Юрия Сергеевича Гарик не то чтобы обожал, не то чтобы любил, но признавал достойным своего интереса. К тому же атмосфера настоящего «профессорского» дома ему очень была мила.

Аллочка растроганно посматривала на восстановленную с прежних времен детскую компанию – Маша, мальчики Любинские и Наташа.

– Смотрите, как трогательно, совсем как раньше. Помните, дети в комнате играют, мы на кухне разговариваем... только Алеши моего не хватает... – После похорон она вспоминала мужа чаще и, мимоходом всплакнув по Берте Семеновне, плакала заодно и по себе, вдвойне теперь сиротке, – Берта Семеновна опекала ее властно и неустанно.

* * *

Через две недели после похорон в «детской» компании произошло прибавление. К «своим детям» прибились посторонние – Нина и Антон.

Впрямую попросить у «высших сил» об Антоне Маша боялась. Во-первых, налицо была бы торговля с «высшими силами» и выпрашивание. Все же это слишком ничтожный для них повод. Даже и думать о таком их к Маше внимании было бы неловко. Но все-таки она немножко просила. Хитрила, проговаривала про себя скороговоркой: «Может быть, все же... ну, пожалуйста, нет, если нельзя, тогда конечно...» Просила – и вот он наконец пришел. И вообще, оказывается, не бросил, а просто не хотел мешать...

С тех пор у Маши появилось робкое убеждение, что между ней и Богом что-то есть. Какая-то личная договоренность – она Ему хорошее поведение, и Он за это ее не забудет.

Нина завелась в компании случайно, зашла Машу навестить и осталась. Те несколько раз в неделю, что оставались от остальных дружб, она никак не могла остаться у себя, – глупо сидеть одной, когда здесь, наверху, все. Нина очень пришлась ко двору, даже с Наташей подружилась. Впрочем, Нине с кем-то подружиться – все равно что Кристоферу Робину из детской сказки про Винни Пуха принять под свое добродушное покровительство еще одного жителя Большого Леса. Нина как рассияется нежной своей толстощекой радостью, так всем рядом с ней тепло, словно птенцам у мамки под крылом. В том числе и Наташе, такой со всеми прохладно приветливой, будто прячется за не вполне прозрачным экраном.

Под старинным оранжевым абажуром, вокруг круглого стола Берты Семеновны, покрытого синей, кое-где протертой плюшевой скатертью, сидеть удобно – кружком. Усаживались всегда одинаково: Маша между Антоном и Бобой, рядом с Бобой Наташа, затем Нина. Кое-где синий плюш облысел, белесые пятна у каждого свои. У Машиного места – толстый цветок, а у Бобиного – морда с длинными заячьими ушами. Высокое Дедово кресло с мягкой круглой спинкой старался занять Гарик – чуть выдвигал его и оказывался как на троне. Если Гарика не было, на Дедово кресло никто не претендовал.