Питерская принцесса

Скосив глаза, Маша принялась разглядывать Бобу. На нем нарисованы деньги, подумала она. Так же явственно, как президент Франклин на стодолларовой банкноте. И даже немыслимое сочетание – пиджак серый в полосочку и брюки в мелкую зеленоватую клеточку – невозмутимо сообщало: деньги. Именно так, без истерики, со спокойным достоинством – деньги.

Вежливое молчание за столом прорывалось короткими нерешительными смешками, междометиями, незначащими фразочками. И, даже не пытаясь превратиться в общую беседу, тут же повисало вновь.

– Над столом сгустилось напряженное молчание, – интригующим голосом сказочника из детской радиопостановки произнесла Маша.

Она уже немного сомневалась в правильности собственного мелодраматического появления. Но неужели нельзя, ничего не выясняя, протянуть мизинчик – мирись, мирись и больше не дерись, и чтобы все опять ее любили!

Все, кроме Бобы, кротко улыбнулись. Он в детстве, бывало, вдруг надувался и молчал, вспомнила Маша и чуть не сказала вслух, как когда-то Бабушка: «Боба, нечем дышать, ты намолчал полную комнату злобы».

Какое-то Маша чувствовала вокруг себя шевеление – словно все, даже по-честному радостная Нина и незнакомая... как ее зовут... Рита, внутренне потягивались, пытаясь размять затекшие руки, разгладить сморщенные лица. Долгие проводы, короткие встречи, лишние слезы, смутные сожаления, былых возлюбленных на свете нет, в одну реку дважды... и тому подобная невнятица чувств витала в воздухе.