Питерская принцесса

Найджел огромным черным комом метался по клетке, возмущаясь лишением свободы и подлым намерением людей в форме отправить его вместе с чемоданами в багаже. Успокоился он, только когда убедился, что справедливость восторжествовала, – его выпустили из клетки и погрузили в машину уже как полноправного члена стаи. Вслед за Найджелом в машину уселась Маша. Терьера не пропустила таможня. То ли не удовлетворяла правилам клетка, то ли неправильно были оформлены документы на самого гордеца Найджела. У Юрия Сергеевича, Ани и Маши правильно, а у Найджела Раевского Первого нет.

С толпой провожающих Раевские вернулись домой. Еще неделю провожались, пока исправляли найджеловские документы.

Во второй раз уезжали обыденно. Все, и провожающие, и сами герои дня, устали от пафоса.

На улице ждали машины везти в аэропорт, а Юрий Сергеевич с Костей молча смотрели футбол. «Спартак» (Москва) – «Динамо» (Киев).

– Пора, опоздаем!

– Досмотрю, и поедем, – ответил Юрий Сергеевич.

Злилась Аня, удивлялась Маша – отец не отличался эксцентричностью, никогда не опаздывал, к тому же, по лекторской привычке, всегда приходил на пять минут раньше назначенного времени, да и футбол не слишком любил. Что это с ним – «Спартак» (Москва) – «Динамо» (Киев)?

Толпа была уже не такая плотная, как в прошлый раз. Что вытягивать шею, их нет – Володи, Зины, мальчиков... и Алешки Васильева тоже нет – то есть Аллочки с Наташей.

– Дядя Федор, до свидания! – закричала Маша, пройдя паспортный контроль. – Я уже не местная, целую тебя из заграницы! До свидания! Приедешь?

– Куда ж я без тебя! Принцесса! – махал руками Дядя Федор.

Маша уже не услышала, догадалась.

– Вино, минеральная вода, сок? – спросила Машу стюардесса.

– Минеральную воду, пожалуйста. – Маша зашептала на ухо отцу: – Весенним постом Щербацкие уехали за границу, лечить Кити от несчастной любви.

Пошевелив проводок, Юрий Сергеевич наклонился к Маше.

– Кити заболела, отказав Левину... потому что думала, будто любит Вронского. Так?

– Кити – дрянь! – выплюнула Маша так яростно, словно Кити была ее личным врагом. – Ей было все равно, кто – Вронский или Левин. И заболела она от ужаса, что упустила обоих!

– Ты думаешь? – удивился Юрий Сергеевич. – Это новый, необычный вклад в литературоведение...

Последний раз Наташа держала в руках двухкопеечную зеленую тетрадь в смешную косую линейку в первом классе. Ей, кстати, раньше всех в классе разрешили писать во «взрослой» тетради в линейку. Откуда здесь, в Бобиных вещах, между двумя аккуратно сложенными рубашками, ее старая тетрадка? Наташа как раз вчера просматривала Бобины вещи. Тетрадки не было.

«...маленькая моя, девочка моя. Ты думала, я забыл тебя, не знал про твой отъезд. А я думал и думаю об этом непрерывно. Самое трудное было не позвонить, не дать себе увидеть тебя, не позволить себе снова вернуться к тому жалкому безвольному человеку, которого ты не смогла полюбить...

...Уехала. Зачем мне жить без тебя, зачем мне наша любимая «Петроградская», зачем Ленинград? Мне осталась лишь «Скорбящая мадонна» в Эрмитаже, потому что наклоном головы она напоминает тебя...

Маша не умеет сдерживаться, бывает жестокой... Я знаю о том, как она жила после того, как мы расстались, и до самого отъезда. Моя маленькая принцесса превратилась в... нет, не могу даже в уме назвать... Я люблю в ней даже то, что никогда не любят...»

Наташа листала мятые странички. Скажите, пожалуйста, какой высокий стиль!

* * *