Питерская Зона. Бустер

Чтобы разобраться в Капачинском, много времени Моцарелле не потребовалось. Обычный карьерист, каких на просторах отечественной науки пруд пруди. Склонен к любым проектам, если под них удается выбить государственное финансирование. Связываться с частными заказчиками не склонен. Видимо, потому что трусоват и хорошо понимает, что там, где государство за нецелевое расходование средств ограничится открытием уголовного дела, которое то ли дойдет до суда, то ли развалится по дороге, частник способен и пристрелить. Тем не менее, когда программа открыта, становится целеустремленным и весьма предприимчивым. В смысле научного авторитета совершенно не амбициозен. Главное для него – не слава исследователя и место в истории науки, а заработанные деньги. Такой вот тип современного ученого. Кроме денег, исключительно падок на женщин. На этих направлениях и может быть завербован.

Ева понимала, что последний ее вывод скорее заинтересует не товарища Иванова, а контрразведку, но ведь одно дело делаем… Надо полагать, Иванов поделится информацией с кем надо.

В личной ее жизни все шло в нужном направлении. Когда Матвей получал увольнительную, они встречались в комнате, которую Еве выделили в общежитии института. Им было интересно вдвоем и даже не хотелось устраивать променады на чистом воздухе.

Впрочем, особо тут и не погуляешь. Кабы Питер был прежним городом, культурной столицей, можно было бы отправиться в Мариинский театр, или во дворец спорта, или в тысячу иных мест. А возле общежития можно было пойти только в кафе, где бы знакомые пялились на них, а потом бы спрашивали, где Ева подцепила такого классного парня…

Перетопчутся! Мы и тут неплохо посидим да поговорим. А потом полежим. А потом снова поговорим.

Однажды Ева завела разговор о свадьбе.

– А как на это посмотрит твое руководство? – тут же спросил Матвей.

Ева даже растерялась – ей как-то и в голову не приходило, что такой разговор может обрести такой поворот. Как не приходило и то, что ее начальство вообще может вмешаться в личную жизнь своего агента.

Матвей догадался о ее мыслях. И сказал:

– Послушай меня, любимая. И не вздумай, пожалуйста, обижаться!

Уже от этих слов Еве захотелось плакать.

– Ни ты, ни я, – продолжал Матвей, – не можем поменять работу. Или ты нацелилась на пеленки и подгузники?

– Нет. О детях пока думать рано. Но разве это имеет значение?

– Согласен, это не имеет. Зато имеет значение опасность моей работы. Зона – вещь такая. Сегодня я жив, а завтра – нет. Гикнулся, как выражаются вольные сталкеры.

– Типун тебе на язык, Матюша! Что ты такое говоришь?

– Говорю так, как оно есть в реальности. Работа у меня весьма и весьма опасная. Ну да, мы, конечно, не сталкеры. Вооружены и подготовлены намного лучше. И законом защищены. Но никто ни от чего в Зоне не застрахован. Ей наплевать и на закон, и на подготовку, и на оружие… Боюсь, рано нам с тобой еще думать о свадьбе. «Каракалу» лучше быть холостым.

Глаза у Евы были на мокром месте, но она поняла, что продолжать этот разговор не имеет смысла.

А Матвей будто в воду глядел. Не прошло и двух месяцев, как Еве сообщили, что лейтенант Матвей Подкорытов погиб при выполнении ответственного задания командования.

После чего Ева обнаружила, что инструкторы научили ее еще одному умению – не распускать сопли. Как бы плохо ни было…

* * *

А потом Моцарелла обнаружила, что ее пристроили в институт не только для определения психологического портрета и выявления подозрительных наклонностей сотрудников.

Первый звоночек прозвенел на небольшом междусобойчике-корпоративе, который организовали в лаборатории – правда, по окончании рабочего времени – в честь дня рождения Романа.

Когда прозвучал тост за именинника и выпили по первой, Михаил Владимирович, закусив бутербродиком с ветчинкой и обретя важный вид, сказал:

– Ребята, есть серьезный разговор. Пока мы трезвые, самый подходящий момент… – Он отставил опустошенный пластиковый стаканчик в сторону. – Я полагаю, проводить самые разнообразные исследования исключительно по директивам начальства – не самый лучший способ добиться научного успеха. Конечно, лучше синица в руках, чем журавль в небесах, но так за деревьями можно и леса не увидеть.

Капачинский любил вставлять в свои речи элементы народного фольклора.

– И что? – сказал Роман, подцепляя вилкой с тарелки разогретую в микроволновке сосиску.

– Никто не мешает нам предложить руководству института нашу собственную тему исследований.

– А где мы ее возьмем? – спросила простодушная Инесса. – И справимся ли?

– Ну, насчет справимся, это зависит только от нас. Если мозги имеются, то справимся. По крайней мере, постараемся. Гораздо важнее насчет «где возьмем»… – Завлаб наложил себе в тарелку салата, приготовленного Евой, и принялся орудовать вилкой, размышляя.

Салат из риса с крабовыми палочками у Евы всегда получался великолепным.

Что и отметил Михаил Владимирович, за минуту справившись с порцией. Хотел было положить еще, но передумал.