Питерские тетради

Я хожу заросшими тропками,

Возвращаясь ночью домой.

Да болотцами – мелкими, топкими,

Пробираюсь к себе самой.

Постучусь – а там часто заперто.

Долго, долго приходится ждать.

Собирает душа на паперти

Всё, что люди могут подать.

А сама, в простом одеянии,

Вниз глядит, на грязный настил.

Рядом – ангел. В дивном сиянии.

В скорби голову опустил.

О, этот белый свет…

О, этот белый свет!

О, этот белый снег!

На нём оставить след

Мне кажется, грешно.

Пройдёт сто тысяч лет,

Но будет падать снег.

Пушистый, белый снег -

Он будет всё равно.

Мир праздничный и суетливый…

Мир праздничный и суетливый

Спросил вчера, смеясь в лицо:

– Ну что, сумела стать счастливой

Среди пажей и подлецов?

Он

Сверху – всегда наведённый глянцевый лоск.

Держит скелет своим панцирем то, что внутри.

Капли души, словно тающий медленно воск.

Плотью покрыты глазницы. Капли сотри!

Часто бывает – хочется спрыгнуть с моста.

"Крыша поехала" – так говорят вокруг.

Может, дорога, которой иду, не та?

Видится мне только замкнутый мертвый круг.

Женщины шествуют гордо по городу, гордо несут

Головы, груди, плечи, спины, зады.

Кажется им, что в их облике – главная суть.

Но они все – только лошади для езды.

В поисках чувства, смысла, себя самого,

Мимо и мимо меняющихся витражей…

Кто я? Куда я бегу? Ищу я кого?

Сколько осталось вверх или вниз этажей?

В пропасть свалиться – не значит уже не взлететь.

И под ногами снова дрожит земля.

Заперта накрепко дверца. Телесная клеть.

Странник во времени. Странник в пространстве. Я.

Кукушке

Сколько мне на земле этой жить?

Сколько раз, осыпая пылью,

Будет смерть надо мной кружить,

Распустив свои чёрные крылья?

Прокукуй число моих лет

От рождения до заката.

Может, завтра меня уже нет?

Облаков белоснежных вата

Заглушит стон души моей.

Назови мне последнюю дату.

Ты не бойся. Меня не жалей.

Я была здесь счастливой когда-то.

Вы знаете, как Ницше сошёл с ума?..

Вы знаете, как Ницше сошёл с ума?

Он увидел извозчика, бьющего лошадь.

И дорога к ним побежала сама.

Под руками дрожит лошадиная кожа.

Он уже не вернётся философом в мир,

В котором всё давно подытожил.

Теперь он безумец! Или – факир?

За жизнь одну он две жизни прожил…

Лошадиные слёзы на его щеках.

Неведомое чувство – вот оно, вот оно…

Сверхчеловеком остаться в веках,

Обнимая за шею избитое животное…

Взяла – да не узнала пророка…

Взяла – да не узнала пророка.

Не пустила дальше порога.

Даже хлебом не угостила.

А была в словах его сила…

Для крещенья перста сложились.

Для прощенья уста открылись.

За одеждой не разглядела -

Мне до рубища не было дела.

В пурпур царский не мог одеться…

Был – и нету. Куда мог деться?..

Вернуться во вчерашний день…

Вернуться во вчерашний день.

Очнуться в завтрашнем случайно.

От прошлого ложится тень

На день сегодняшний печально.

И сон, который не был сном…

И явь, что явью лишь казалась…

Какой-то несмышлёный гном

Всё перепутал – и осталась

От будущего – чья-то тень.

Прошедшего – неясный признак.

И наступивший новый день

Стоит передо мной, как призрак.

Без названия

Время шаткою походкой

Обходило все владенья.

Были жалкою находкой

Взлёты все и все паденья.

Люди, войны и пространства

В огалтелой круговерти

Мерили свои убранства -

Для рожденья и для смерти.

Обнажённы были Души -

Без имён, наград и званий.

Без жилищ, пространно-душных.

Без надгробных изваяний.

Изношен старый гардероб…

Изношен старый гардероб.

Душа своё меняет тело.

И заколачивают гроб

Чужие руки – так умело.

Ты здесь давно уже не гость -

С глазами, полными надежды.

И не один уже погост

В себе хранит твои одежды.

И каждый раз, на склоне лет,

Всё отрицаешь, не приемлешь.

– Всё здесь – лишь суета сует, -

Словам Экклезиаста внемлешь.