Питерский гость

— Родину свою желаете вспомнить? Что жъ, пойдемте, братецъ. Я провожу васъ, разскажу вамъ, гд кто живетъ и все этакое, засуетился хозяинъ. — Вотъ пойдемъ, такъ посмотрю я, узнаете ли вы то мсто, гд родиться изволили. Домъ-то вдь вашего батюшки покойника сгорлъ, теперь на его мст новый построенъ. Узнаете ли?

— Да вдь гд жъ тутъ узнать, коли двадцать пять лтъ въ здшнихъ мстахъ не бывалъ! Помню, что стоялъ онъ на конц улицы.

— Это вы точно, это вы дйствительно, а теперь у насъ улица-то такъ обстроилась, что ужъ конецъ-то далеко-далеко отъ того мста, гд вашъ домъ стоялъ. Пойдемте… Все вамъ покажу и разскажу.

Чаепитіе происходило на задахъ, на огород. Хозяинъ и гость двинулись по направленію къ дому, гд гость долженъ былъ «пріодться», такъ какъ былъ въ халат.

— Ты, Иванъ Тимофичъ, и регаліи свои наднь! крикнула гостю жена. — Пусть смотрятъ, да любуются, какой изъ ихъ деревни большой человкъ вышелъ.

— Это, то-есть, что же такое, братецъ, регаліи? спросилъ хозяинъ.

— А медали у меня разныя да ордена есть. Кресты…

— Медали и кресты… Тсс… Конечно же надньте, Иванъ Тимофичъ. И мн-то съ вами будетъ лестно итти. У насъ здсь народъ все деревенскій, срый… Пусть любуется. Надньте…

Гость счелъ за нужное покобениться.

— Безъ нужды-то вдь я не очень… Я больше по большимъ праздникамъ… сказалъ онъ.

— Да ужъ уважьте вашу деревню. Большихъ-то праздниковъ долго ждать… А тутъ у насъ урядникъ встртится и посмотритъ, какой вы человкъ есть, попъ увидитъ, учитель… Да и мужики-то… Ужъ вы пожалуйста, Иванъ Тимофичъ.

— Пылятся вдь ордена-то, а впрочемъ…

Харлюзинъ сдался. Черезъ пять минутъ онъ, сбросивши съ себя халатъ и облекшись въ черный сюртукъ, стоялъ въ изб передъ небольшимъ зеркаломъ и навшивалъ себ на шею и въ петлицы сюртука свои регаліи. Иванъ Захаровъ стоялъ около него и умилялся.

— Господи Іисусе! Батюшка, Иванъ Тимофичъ! Да сколько у васъ всякой царской-то милости! захлебываясь говорилъ онъ, — За что же это вамъ все, Иванъ Тимофичъ, пожаловано?

— Да за разное. Вдь я во многихъ мстахъ на служб. Я и въ Нищенскій вношу, я и въ братствахъ, я и… Во многихъ мстахъ… Жертвоприношенія отъ щедротъ своихъ длаю — вотъ меня и взыскиваютъ.

— Вотъ эта большая-то медаль на красной лент какъ называется?

— Станиславъ. Серебряный Станиславъ… А то у меня есть золотая Анна. Анна выше считается. Позапихни-ка мн, Иванъ Захаровъ, сзади ленту за воротникъ, а то она очень топорщится. Вотъ бороду бы надо, сюда хавши, немного подрзать, а то изъ-подъ длинной-то бороды будетъ плохо видно.

— Такъ не желаете ли, Иванъ Тимофичъ? Ножницы есть.

— Нтъ, не надо. Лучше ужъ я какъ-нибудь пониже ленту поспущу.

— Золотую-то тоже будете надвать?

— Надвать, такъ вс надвать. А вотъ эту золотую получилъ я за нищенскій комитетъ. Вносимъ вдь мы посильную лепту и нищихъ призрваемъ.

— Такъ, такъ… Крестъ-то этотъ у васъ какъ называется?

— Этотъ? Это Красный крестъ. Такъ онъ краснымъ и называется. Раненымъ мы помогаемъ, такъ за это… разсказывалъ Харлюзинъ. — Вотъ этотъ Красный крестъ, а этотъ черногорскій.

— Черногорскій? Это съ Черной горы, значитъ?

— Да, изъ Черногоріи, черногорскій… А называется онъ… Вотъ ужъ я, братъ, даже забылъ, какъ онъ называется. Въ бумаг у меня есть, прописано, а самъ забылъ. Черногорскій. А все за то, что жертвуемъ. Во многихъ мстахъ вносимъ.

— Да вдь за это отъ Господа Бога сторицею воздастся… говорилъ Иванъ Захаровъ и спросилъ:- Все-съ теперь прицпили?

— Сербскій крестъ еще есть. Вотъ.

— Какъ называется?

— Забылъ. Мудрено какъ-то называется. Вотъ теперь все.

Харлюзинъ всталъ въ позу.

— Генералъ! Совсмъ генералъ! умилялся на него Иванъ Захаровъ.

Черезъ пять минутъ Харлюзинъ и Иванъ Захаровъ вышли изъ избы на улицу села Подлснаго.

III

Иванъ Захаровъ и купецъ Иванъ Тимофичъ Харлюзинъ брели по улиц села Подлснаго. Харлюзинъ былъ въ черномъ сюртук, въ шляп цилиндр и въ медаляхъ на ше и въ петлиц. Иванъ Захаровъ тоже пріодлся, напяливъ на себя синій кафтанъ и новый картузъ съ глянцевымъ козыремъ. Харлюзинъ шелъ важно, попыхивалъ сигарой и гордо смотрлъ по сторонамъ. Иванъ Захаровъ шелъ около, тоже курилъ сигару, то и дло поплевывая, и разсказывалъ о достопримчательностяхъ села.

— Вотъ у этого мужика нон по весн двухъ коней увели, кивалъ онъ на избу. — Въ раззоръ разорили человка.

— Пошаливаютъ разв у васъ? спросилъ Харлюзинъ.

— А гд нон не пошаливаютъ, братецъ! Везд пошаливаютъ. Народъ совсмъ Бога забылъ. А цигарки, Иванъ Тимофичъ, у васъ важныя, должно-быть дорогія.

— Эти двугривенный. Дешевле не курю.

— Двугривенный десятокъ — цна хорошая. Впрочемъ, по цн и товаръ важный.

— Какъ двугривенный десятокъ? Экъ ты хватилъ! Двугривенный штука.

— Каждая штука двугривенный! Господи Іисусе! Ну, братецъ, теперь я вижу, что вы и впрямь большой человкъ. Вдь на двугривенный-то сороковка водки да и съ закуской…

— По праздникамъ, братецъ ты мой, даже въ три гривенника сигары курю.

— Въ три гривенника… А?!. И моя цигарка, стало быть, двугривенный стоитъ?

— Того же калибра, что и моя.