Питомец «Ледового рая»

Кирилл подумал, что Гмыря сидит на стуле так, что если слегка поменять положение своего тела, то вполне можно поймать его за ногу и крутануть винтом, тогда Дог впечатается рылом в пол и выронит парализатор. А впечатается этот громила, при его весе, так, что мало не покажется. И пока он будет приходить в себя, можно будет завладеть парализатором, надолго успокоить капрала и выскочить в коридор. Там наверняка кто-нибудь стоит наготове, но если повезёт, можно успокоить и того стояльщика и рвануть по коридору, к двери, и если та открывается изнутри без ключа, то… Чёрт знает, если это не военный объект, то шанс удрать имеется. Сейчас только бутерброд дожую, и начнём.

— Это Тихорьянов тебя мне подсунул, матерь твою за локоток! Можешь не отвечать, я и так догадываюсь. Только профукали они и тебя, и меня, и теперь мы тут, в этом подвальчике, где тебя никогда не найдёт никакая служба безопасности, и я теперь могу делать с тобой, что захочу.

— Нет, — сказал, прожёвывая, Кирилл. — Пока ваши деньги на моём счету, я в безопасности.

— Догадливый паренёк, — делано восхитился Гмыря. — Но ты ведь догадываешься и о том, что существуют различные возможности заставить человека сделать необходимое другому человеку.

— Догадываюсь, — сказал Кирилл, лениво отбрасывая смятый пакет в угол и перенося тяжесть тела на левую руку, а правую ногу подтягивая так, чтобы она сработала, как пружина.

«Только не меняй позу, — мысленно взмолился он. — Пока ноги у тебя хоть чуть-чуть затекли, у меня больше шансов».

— Вот и хорошо, что догадываешься. — Дог не только не поменял позу, он принялся раскачивать ногой, облегчая Кириллу задачу.

Вот придурок без башни!..

Кирилл выбросил вперёд правую руку, оттолкнулся ногой-пружиной и кинул тело вперёд. Оставалось схватить Дога за пятку, подключить левую руку и опрокинуть эту тушу мордой в пол.

Он понял, что купился на провокацию, слишком поздно. Стул отлетел в сторону, Дог взметнулся вверх, будто его тоже подбросило пружиной, и теперь было самое время получить тяжёлым армейским ботинком в челюсть, и избежать этого было невозможно, но Дог не стал наносить удар, он стоял на ногах, пританцовывая, и ждал чего-то, а Кирилл терялся в догадках, не понимая его пассивности, и понял лишь тогда, когда наконец выпрямился. Ему оставалось сделать одно движение, чтобы уйти в сторону, но тут Дог выбросил ногу вперёд, и у Кирилла не было никакой возможности её заблокировать, и тут Кирилл запоздало понял, почему капрал не ударил его в челюсть, потому что через мгновение тяжёлый армейский ботинок со всей силы въехал ему в пах.

Внизу живота будто граната взорвалась, боль была такой, что перехватило дыхание, и даже завопить не удалось. Кирилл скрючился, приседая на корточки и зажимая руками то, что сейчас горело огнём, и повалился на бок, ибо ни стоять, ни сидеть, ни лежать он сейчас не мог — мог только БЫТЬ СКРЮЧЕННЫМ и обречённо ожидать повторного удара, и у него не было возможности прикрыть голову, потому что не было в мире такой силы, которая могла бы оторвать сейчас его руки от промежности.

Однако Гмыря бить его больше не стал. Когда Кирилл сумел наконец выдохнуть и вдохнуть, в голове у него колокола били от нехватки кислорода. Капрал поставил стул на прежнее место, сел и с безразличием смотрел на страдания курсанта.

Впрочем, нет, не с безразличием, ибо когда Кирилл сумел сделать второй выдох и вдох, Дог сказал:

— Это тебе, сучонок, за то, что ты трахаешь чужих баб!

Ответа он не ждал, да его и быть не могло — Кирилл едва-едва сумел разогнуть скрюченное тело, подползти к стене и привалиться к ней боком. В паху по-прежнему горело, и это был незатухающий пожар. И только теперь ему стало понятно, что пожар этот всегда, везде и всеми назывался болью. Кроме тех, кто эту боль испытывал…

— Полагаю, тебе сейчас бабу покажи, ты заплачешь. — В голосе капрала звучало злорадство. — Полагаю, в ближайшие несколько дней тебе будет не до баб. Да и потом, когда ты снова полезешь на них, ты всякий раз будешь вспоминать капрала Гмырю. И радоваться, что он не сделал тебя полным импотентом.

Пожар, наконец, начал стихать. В голову снова вернулись мысли.

Первая состояла всего из четырёх слов: «Я убью тебя, мразь».

Кирилл повторил её мысленно, потом прошептал.

— Что ты там бормочешь, матерь твою за локоток!

— Ничего! — простонал Кирилл.

— Вот и хорошо, — сказал Гмыря. И вдруг заорал: — Каблукова!

Распахнулась дверь, в помещение вошла Сандра. На ней была не иссиня-чёрная форма курсанта Галактического Корпуса, а цвета хаки армейский комбинезон. Когда она увидела Кирилла, глаза её наполнились ужасом.

— Получай обрезка, — сказал Дог. — Вот он, твой любовничек. Теперь я смогу оставить вас наедине, не опасаясь, что ты доведёшь его до состояния, когда он, потеряв голову, бросится на сексуальные подвиги. Хотя ты и способна завести любого, с этим парнем в ближайшие дни у тебя ничего не получится. Во всяком случае до дня нашего отлёта он безопасен. — Гмыря встал и сложил стул.

Сандра продолжала с ужасом смотреть на Кирилла.

— Встать сможешь? — спокойно спросил Гмыря.