Питомец

«Э-э-э, это моя фраза!» — притворно возмутился я.

— Смирись.

Вместо ответа я послал собеседнице смайлик.

— Я буду скучать по ним, — едва слышно добавила Лилина.

«Я уже скучаю. Лилина, развей мои сомнения, рургу трудно разобраться в человеческих чувствах, вдруг я ошибаюсь…» — махая лапой вслед кораблю, сказал я.

— В чем же?

«Ириста и Ристар».

— Тогда мы оба ошибаемся, а два минуса при суммировании дают плюс.

«Не старайся казаться умнее, если я профан в людских чувствах, то в математике разбираюсь получше некоторых волшебниц, — и смайлик в конце. — Значит, мне не показалось. Что ж, удачи им».

— Она им понадобится. Родители Иристы могут не принять жениха из охотников.

«Еще чего! Ристар — дворянин. Младший сын, которому не досталось надела».

— Хм, это несколько меняет общий расклад.

«Пара драгоценных камней изменит его еще больше».

— Знаешь… — Лилина старательно подбирала слова.

«Не ожидала подобного великодушия?» — угадал я, открыв на секунду эмпатическое восприятие.

— Я думала, что ты ненавидишь охотников.

«Я их не ненавижу».

Да, вы не ошиблись. Роль телохранителей Иристы и Лири исполняли бывшие ловцы редкого зверья, с которыми у нас, ладно-ладно, у меня в лесу произошла памятная стычка. На второй день после нашего прибытия в Тумру к монастырю вышла группа людей в одеждах гильдии охотников. Измученные переходом через сопки, они представляли собой жалкое зрелище: грязные, оборванные, шатающиеся от усталости. А вы попробуйте прогуляться по нетронутой тайге с ее непроходимыми чащобами и буреломами, даже на лошадях прогулка будет несладкой (если лошади вообще там пройдут), а пешком так и вовсе ноги до колен сотрутся. Почему пешком? Лошадей-то у них я убил. Не повезло мужикам. Впрочем, исполнять роль богини Фортуны я не нанимался. Габариты не те. У меня вообще жесткий чешуйчатый хвост с острыми шишаками спинного гребня, а не аппетитная женская пятая точка. Возможно, я не прав и нервы у парней — крепче стальных канатов, они ведь охотники на чудовищ, ко всякому привыкли, не чета поганому рургу с впечатлительной ранимой психикой.

Брат Фра приказал отворить ворота, отправившись лично встречать нежданных визитеров. Вернулся настоятель через полчаса. Внешне он оставался невозмутимым, но горящий обвиняющим пламенем взор стотонным молотом лупил по мне в ментальном плане, стоило только настоятелю посмотреть в мою сторону. Запертые крышкой самообладания эмоции выплескивались из чугунного кипящего котла. К гадалке не ходи, гости поведали печальную историю, сделав одного знакомого читателям черного рурга виноватым во всех своих бедах и несчастьях, а впечатлительные монахи, на глазах которых агнец невинный превратился в кровожадного волка, сделали неверные выводы.

Смежив веки, я представил трагическую историю в красках. Как ни смягчай, получался натуральный хоррор. Тучи злобных рургов, кружащихся над изнуренными охотниками, что из последних сил, поддерживая друг друга, на ходу бинтуя ужасные раны от когтей и зубов и поливая горящих товарищей водой, отстреливаются от дьявольских тварей. Вот выпущена последняя стрела, на дороге не осталось камней, в ход пошли ножи и кинжалы. Люди падают под натиском превосходящего противника, которого возглавляет грязный подлый рург с антрацитовой черной чешуей, герои душат особо ретивых гадов голыми руками, перегрызая чешуйчатые шеи остатками зубов. Над полем, залитым кровью, летит жуткий, леденящий душу крик главного монстра. Аспид, кровожадное демоново отродье без чувств и жалости. Воплощенное зло. Судя по бьющему из брата Фра гейзеру эмоций, так оно и было. Конечно, можно было спустить дело на тормозах, если бы не одно «но» — нравился мне монах как человек.

«Осуждаете?» — спросил я.

Настоятель набрал в грудь воздуха, приготовившись разразиться гневной тирадой, но не успел самую малость. Пока он с протяжным змеиным шипением пропускал воздух между зубов и собирался с мыслями, я продолжил: