нечего – склады казначейства располагались в тихом районе возле штормградского парка, и от мехов, на которые он возлагал особые надежды, осталась лишь горстка пепла.
* * *
Поджав и без того тонкие губы, Ангерран д’Ливре ожидал короля в его рабочем кабинете, закутавшись по самый подбородок в плотный черный плащ. Его болезненная бледность и
тщедушность были невероятно обманчивы – д’Ливре управлял казной Штормграда еще
при отце Вариана, правда, был тогда моложе и занимал лишь пост секретаря, но выглядел
точно так же. Как тогда, так и теперь от одного только взгляда на королевского казначея
невольно хотелось поежиться, словно от промозглого ветра.
Рабочий кабинет короля соединялся с залой для совещаний, в которой располагался
знаменитый стол с резной столешницей. Весь Азерот изобразили мастера, каждую
столицу Альянса с любовью обвели позолотой, ни одну речушку и маломальскую
возвышенность не забыли. Ангерран содрогнулся от мысли, во сколько может обойтись
подобный стол с картой нового, измененного после Катаклизма Азерота. Да и мастеров
уже таких не найти.
Двойные двери с грохотом распахнулись, и король зашел в кабинет. Секретарь еле
поспевал за ним. Облаченный в железо, Вариан казался великаном, одним из Пантеона
Титанов, ведь его доспехи были больше и крепче, чем у любого другого, даже другого
короля. Ангерран сразу подсчитал в уме, во сколько казне обошлась каждая из пластин
доспехов, литых из сплавов самого крепкого и тяжелого металла Азерота – тория - с
истинным серебром, магические свойства которого усиливали исцеление. С широких
королевских наплечников на Ангеррана воззрились своими золотыми глазами оскаленные
львиные морды*, в форме которых они были выкованы.
Казначей поднялся. Секретарь со скорбным видом замер у своего стола поменьше рядом с
дверью. В три шага Вариан преодолел кабинет и, казалось, только сейчас заметил
казначея, утонувшего в массивном кресле посетителя. Король нахмурился и движением
руки приказал секретарю оставить их наедине. Наступил завтрашний день, на который
было назначено главному казначею, но Вариан все равно оказался не готов к этому.
С самого повышения д’Ливре надежно и верно руководил средствами казны, и у короля
Ринна никогда не было причин не доверять ему.
Особенно теперь.
- Итак, Ангерран, вы пришли, - сказал король, когда секретарь бесшумно удалился, прикрыв за собой двери. – Значит, вы уже все посчитали и перепроверили. Обойдемся без
долгих вступлений. Сколько?
Кожа на перчатках для верховой езды, которые король так и не снял, скрипнула и
натянулась. Вариан сжал кулаки, и это было единственное проявление чувств, какое он
себе позволил.
- Два месяца, - бесстрастно ответил казначей.
Ему казалось, что кованые львы готовы спрыгнуть с королевских плеч, чтобы растерзать
каждого, кто встанет у Вариана на пути, но Ангерран продолжал говорить ровным и
спокойным тоном, каким врачи разъясняют умирающим пациентам всю тщетности их
дальнейшего лечения.
- Еще два месяца армии Альянса могут прохлаждаться в окопах, - говорил казначей. -
Могут полноценно питаться три раза в день, тогда как остальные жители Азерота считают
роскошью уже не только фунт мяса, но и ломоть хлеба. Еще два месяца лорды-
командующие могут состязаться в ведении тактических войн, передвигая глиняные
фигурки и отмечая воображаемые победы на рисованных картах. В то время как
моральных дух реальных солдат, просиживающих штаны в окопах, снижается быстрее, чем казна находит средства на новую амуницию. Через два месяца казна Штормграда
будет полностью опустошена.
У короля мелькнула мысль, что мрачные черные одеяния казначея как никогда
соответствовали случаю.
- Два месяца, - повторил Вариан.
Два слова казначея смогли разрушить жизнь короля, как когда-то двух других было
достаточно, чтобы сделать его самым счастливым на свете.
«Это мальчик».
И намного раньше: «Я согласна».
Теперь же другие два слова обесценили достижения всей его жизни. Отныне никому не
будет дела, как правил он до этого времени, какие указы издавал, никто и не вспомнит, что ведь было-то хорошо.
Было.
Два слова, и на одной чаше весов оказалась честь королевства, а на другой – жизни тысяч
его подданных. И для Вариана Ринна эти весы замерли в трагическом равновесии. Для
него понятия чести и жизни настолько тесно переплетались, что осознать, где начинается
одно и заканчивается другое, он не мог.
- Благодарю вас, Ангерран, - услышал свой собственный голос Вариан. - Если к вам
поступят запросы от главнокомандующих, будьте добры, выдайте необходимые им
средства. В последний раз, - король запнулся. – В последний раз, Ангерран, вы тратите
медяки из королевской казны на потребности армии. Оставшиеся средства пустите на
приобретение пищевых запасов, чтобы Штормград продержался до первых всходов
летней пшеницы.
В больших темных глазах главного казначея застыл один-единственный вопрос, с ответом
на который король никогда не смог бы смириться.
...Даже теперь? – молчал казначей. – Даже теперь вы не готовы отказаться от начатой
войны?...
Будто бы впервые Ангерран смотрел на человека, мерившего кабинет шагами, и видел