Плач

— Поведение моей клиентки по отношению к вам было невыносимо. Прошу прощения за нее.

— Вы не отвечаете за ее манеры, брат Шардлейк, — ответил хозяин дома и, поколебавшись, добавил: — Вы с ней еще раз виделись сегодня?

— Нет, я так и не вернулся в контору. Если она заходила во второй половине дня, то ей не повезло. Несомненно, завтра от нее будут известия.

Коулсвин криво усмехнулся:

— Я все думаю о тех двух жуках, которые бодались во дворе у конюшни. Зачем Эдварду и Изабель их панцири и что у них под панцирем?

— Одному Богу известно.

Филип коснулся пальцем ножки своего бокала.

— Недавно я встретил одного старого члена гильдии свечников, мастера Холтби. Он уже отошел от дел, ему за семьдесят. Он помнит отца Эдварда и Изабель, Майкла Джонсона.

Я улыбнулся:

— Встретились случайно или преднамеренно?

— Не совсем случайно, — смущенно улыбнулся мой собеседник. — Как бы то ни было, он сказал, что Майкл Джонсон был в свое время многообещающей личностью. Смекалистый, процветающий, жесткий в делах, но слишком приверженный семье.

— Это видно на картине.

— Да, действительно. Он унаследовал дело от своего отца и развил его. Но умер в пятьсот седьмом году — это был один из тех годов, когда город поразила лондонская потница.

Я помнил лондонскую потницу. Более заразная и смертоносная, чем даже чума, она могла убить свою жертву за один день. Слава богу, ее вспышек не было уже несколько лет.

А Коулсвин продолжал:

— По словам мастера Холтби, семья разорилась. Но через год миссис Джонсон снова вышла замуж, опять за свечника — молодого человека по имени Питер Коттерстоук.

— Довольно обычно для оставшейся в одиночестве вдовы снова выйти замуж за человека, занимающегося тем же ремеслом. Это разумно.

— Детям, я полагаю, было около двенадцати. Мастер Холтби не помнит никаких их ссор с отчимом. Они взяли его фамилию и с тех пор носили ее. Как бы то ни было, бедняга Коттерстоук тоже умер через год.

— Отчего?

— Утонул. Он был в порту по каким-то делам с грузом, упал в воду, и Бог принял его душу. Но тут, к всеобщему удивлению, миссис Коттерстоук сразу же продала его дело и на вырученную сумму прожила остаток жизни. По сути, она лишила своего сына Эдварда наследства. Через год или около того он начал свою карьеру подмастерьем. Мастер Холтби сказал мне, что между матерью и обоими детьми не осталось и следа любви.

— Но почему?

— Он не знает. Но сказал, что миссис Коттерстоук была сильной и решительной женщиной. Он удивился, что она продала мужнино дело, так как ожидал, что возьмется за него сама, как делают некоторые вдовы. Но нет, она просто жила в этом доме одна — Эдвард вскоре начал работать в ратуше, а Изабель вышла замуж. А ведь вдова, я полагаю, была еще достаточно молода.

Я задумался.

— Значит, всех троих разделила какая-то ссора. И старая миссис Коттерстоук — мы согласились, что формулировкой завещания она, похоже, хотела столкнуть лбами детей, отомстив им из могилы.

— Но за что?

Я покачал головой:

— Эти семейные неурядицы могут начаться с чего-то ничтожного и продолжаться до смерти всех вовлеченных в них сторон.

— Может быть, одна такая неурядица теперь закончится, после сегодняшней инспекции? — неуверенно предположил Коулсвин.

Я приподнял брови. Зная Изабель, я сомневался в этом. И мой коллега согласно кивнул.

— Вы обратили внимание на их слугу? — спросил я. — Которого оставили присматривать за домом.

— У него печальный вид, — ответил Филип. — И странно, как он вмешался, когда Эдвард и Изабель начали кричать, что могут рассказать что-то друг про друга. Он, наверное, и сам мог бы рассказать несколько историй. Но, конечно, мы не можем допрашивать его без позволения наших клиентов.

— Лично мне просто хочется разобраться с этим. Это одна из тайн, которую я не могу разгадать.

Коулсвин поиграл с куском хлеба.

— Кстати, я ничего не сказал жене о том, что сегодня было. Эти дикие обвинения в ереси разволновали бы ее. Слова Изабель Слэннинг про нашего викария, что он в этом году был под следствием, — истинная правда. — Его лицо омрачилось. — Моя жена из Ипсвича. Она имеет родственные связи с Роджером Кларком.

— Мне неизвестно это имя.

— Несколько месяцев назад его сожгли на костре в Суффолке за отрицание мессы. Мой шурин был его сторонником, его тоже допрашивали, но он отступился, сказал, что признает присутствие в мессе тела и крови Христовых. — Коулсвин состроил гримасу, изображавшую улыбку. — Как говорят, лучше отречься, чем испечься.

— Понятно.

— С тех пор я знаю, что в Грейс-Инн с меня не спускают глаз: у епископа Гардинера есть информаторы среди юристов. А Этельреда думает, что за этим домом иногда наблюдают. Но я юрист. Я умею быть осторожным. Я не говорил и не скажу ничего против мессы…

Я помолчал, а потом заметил:

— Преследования, похоже, закончились. В последнее время никого не арестовали.