Плач

— Я слышал, что большинство из них, придерживаясь своих воззрений на общество, теперь отказались от насилия как средства для построения такого общества. — Мне подумалось, что другие средства могут включать публикацию радикальной книги королевы, если эти люди решат, как бы ни было ошибочно это решение, что такая мера послужит их политическим целям.

— Всех найденных сожгли, — ответил Филип. — Если кто-то и остался, они не высовываются. Они могут действовать нелегально: я полагаю, среди них есть старые лолларды, а у лоллардов в этом богатый опыт.

— Но, возможно, и анабаптисты не могут удержаться от опрометчивых разговоров, — задумчиво сказал я. — В конце концов, они тоже люди, как и все другие.

Похоже, моего собеседника встревожил этот разговор.

— И все же не следует якшаться с подобными людьми, — заявил он.

— Конечно, — горячо поддержал его я, — вы правы.

Вернулась Этельреда с пудингом, и мы прекратили говорить о политике. Мастер Коулсвин спросил, откуда я родом: он не мог распознать мое произношение, и я рассказал ему о Личфилде, рассказал забавные истории про бедную монашескую школу, где я получил начальное образование. Уже стемнело, и в канделябрах зажгли свечи. К девяти на меня навалилась такая усталость, что было трудно держать глаза открытыми, и я с извинениями откланялся. Хозяин дома проводил меня до двери, и на крыльце мы пожали друг другу руки.

— Спасибо, что пришли, мастер Шардлейк, — сказал Филип. — Простите беспокойство моей жены, но времена…

— Я понимаю, — улыбнулся я.

— Спасибо, что выслушали нас. Я действительно думаю, что вы благочестивый человек.

— Многие с вами не согласятся.

— Изучать Библию и молиться, — мой собеседник убедительно посмотрел на меня, — вот путь, единственный путь к спасению.

— Возможно. Но как бы то ни было, вы со своей супругой должны вскоре прийти ко мне на ужин.

Я чувствовал, что Коулсвины слишком изолировали себя своими тревогами и это не шло им на пользу.

— Мы будем очень рады. — Коллега сжал мне руку. — Дай вам Бог доброй ночи!

— И вам, мастер Коулсвин.

— Зовите меня Филип.

— Тогда вы должны звать меня Мэтью.

— Договорились.

Хозяин закрыл дверь, и мои глаза не сразу привыкли к темноте. Светила луна, но нависающие крыши домов оставляли наверху лишь узкую полоску неба.

Направившись к конюшне, я заметил какое-то движение в темноте. Я вздрогнул, но тут же понял, что это всего лишь потерявшаяся собачонка, все так и бегавшая по улице в поисках своего хозяина. Я спугнул бедную тварь, и она юркнула в дверь напротив.

Там раздался глухой удар, тявканье, и собачонка вылетела из дверей и шлепнулась у моих ног со сломанной пинком шеей.

Я отскочил, вглядываясь в темноту дверного проема, и моя рука потянулась к ножу. Я был слишком беспечен. Если это Дэниелс и Кардмейкер, они могут убить меня мгновенно. Но тут, к моему удивлению, на улицу вышла Изабель Слэннинг, которую сопровождали двое слуг в ливреях. Одного я узнал — с ним она обычно приходила на консультации в Линкольнс-Инн. Она встала передо мной, глядя прямо мне в лицо, и лунный свет странно играл на ее чертах, отчего ее неестественно большие глаза сверкали.

Женщина торжествовала.

— Итак, мастер Шардлейк, — злобно прошептала она, — я оказалась права! Вы не только ездите вместе с мастером Коулсвином, но и ужинаете с ним. Он называет вас благочестивым человеком, вы его союзник…

— Мадам, — ответил я, заметив, что мой голос дрожит от потрясения, — я уже говорил вам: юристы соблюдают вежливость по отношению друг к другу. Они не поглощены слепой злобой, как вы!

Один из слуг за спиной моей клиентки ухмыльнулся.

Сама же она вскинула голову.

— Я, мастер Шардлейк, обеспокоена правосудием! Одинокая женщина столкнулась с союзом еретиков! Теперь я не сомневаюсь, что так называемый архитектор, приходивший утром представлять мои интересы, был тоже в сговоре с моим братом!

— Это вы выбрали его!

— Это часть заговора с моим братом! — Миссис Слэннинг помахала тощим пальцем у меня перед носом. — Но у меня есть время, и я не пожалею сил в поисках справедливости! Уже не в первый раз я провожу вечер у дома этого человека, чтобы узнать, кто сюда входит и выходит. И сегодня я увидела — вас! — Последнее слово прозвучало как обвинительный приговор. До меня дошло, что Изабель не просто немного не в себе.

Она улыбнулась. Раньше я никогда не видел ее улыбки и лучше бы не видел и дальше — широкая гримаса расколола ее лицо, обнажив длинные желтые зубы. В ней было что-то дикое.

— Так вот, сержант Шардлейк! — Она возвысила голос. — Вы больше не представляете мои интересы! Я найду юриста, который будет вести мое дело честно, без еретических заговоров! И о ваших делишках я напишу властям Линкольнс-Инн!

Я чуть не рассмеялся. Лучшего известия, чем избавление от Изабель, было и не придумать. Что же касалось жалобы, основанной на этих фактах, то даже казначей Роуленд похихикает над ними у себя за столом.

— Если ваш новый юрист свяжется со мной, миссис Слэннинг, я буду счастлив передать ему документы и ответить на все вопросы, — заявил я в ответ. — А теперь мне пора домой.