- Мы уходим, парень. — Проговорил «ариец» мягко. — Тебя не сможем взять, да ты и сам не горишь желанием таскаться за нами. Оставляем тебе одну склянку с лекарством. Будешь принимать его… принимать…
- Одна ложка, пять раз в один день, три раз в одну ночь — потом. Через одинаковое время для часов дня и ночи. — Алхимик как будто только и ждал своего выхода на сцену.
- Вот-вот, именно так. И ты поправишься, парень, понимаешь?
- Всё… равно… — Пролепетал студент. — Мне… всё… равно…
- Сейчас — да. — Серьёзно подтвердил Третьяков. — Потом будет не всё равно. Вот увидишь. Ну — пока. Не держи зла. Да, и ещё…
«Клац-клац-клац», — донеслось из сеней.
- Внимание! — Третьяков прервался на полуслове, рванулся в тёмный коридор, прислушался, метнулся обратно в комнату. Сграбастал оставшиеся баночки с лекарством. Всучил их алхимику: «Держи! Храни!»
Повергая в недоумение Павла, подхватил неваляшек: «Спички! Давай спички!»
Управдом сообразил, что призыв адресован ему. Быстро обшарил стол «штаба». Спички нашлись и перекочевали в карман Третьякова.
- Чёрт! Не туда! Не туда! — Вскипел «ариец». — Не мне! У меня — это! — Он потряс неваляшками. — Ты поджигай!
- Что? Поджигать — что? — Недоумевал Павел.
- Да вот это! Что же ещё? — Третьяков сунул неваляшку управдому под нос.
- Игрушку? — Тот искоса, подозрительно, взглянул на бешеного: не шутит ли. — Поджечь игрушку? Ты уверен?
- Целлулоид!
В коридоре послышались шаги. Кто-то буркнул: «Осторожней, не пролей». Кто-то запнулся, громыхнул ботинком о порог. Павел, не размышляя далее, чиркнул спичкой. Полыхнула сера. Занялся бок неваляшки. И тут же вокруг игрушки начало раскручиваться дымное удушливое облако. Казалось, небо коптила целая свалка, или, как минимум, подожжённый хулиганами, доверху забитый не вывезенным мусором, контейнер.
- Готовы? — Прошептал Третьяков.
Павел кивнул. Алхимик — тоже; хотя скорее он клюнул носом — как курица, полакомившаяся зерном.
- Ложись! Бомба! — Громово сотряс «ариец» темноту коридора. И швырнул туда неваляшку.
Что-то посыпалось на пол. Что-то зазвенело. Казалось, по коридору пронёсся камнепад.
- Вперёд! — Коллекционер двинул локтем в бок управдома.
Адреналин оглушал. Включал невесомость. Ускорял мысли и конечности.
Павел побежал…
Чужие ноги. Кастрюли. Половица торчком, похожая на айсберг. Кто-то кричит на одной ноте: «а-а-а!». Кто-то матерится. Покатая, лысая, как бильярдный шар, голова под подошвой кроссовка: не наступить! Кашель. Тяжёлый, надрывный кашель. Нельзя не закашлять!
- Живы? — Управдом, со всей дури, ворвался в дневной яркий свет. Врезался в Третьякова. Тот, наверное, ждал отставших. Был готов послужить стопором. Повторил. — Живы? В порядке?
- Вы что тут делаете? — Со стороны поселения, выстроившись полукругом, приближались пятеро мужчин. Среди них отчётливо выделялся бородатый «охотник» в своей малице. Он и прокричал вопрос. Поселенцы, скорее всего, не вполне осознавали, что происходит. Вряд ли, после договорённости, заключённой между Третьяковым и «охотником», от пришлых ожидали неприятностей, тем более — побега.
- Поджигай! — «Ариец» протянул Павлу вторую игрушку. Эта изображала собою деда мороза. На месте больших круглых пуговиц его красного тулупа прошлый владелец неваляшки проковырял дырки.
- Готово! — Выкрикнул управдом, подпалив новогоднему деду целлулоидный мешок с подарками.
- Граната! Убьёт! — Третьяков запустил снаряд.
Павел заметил, как поселенцы, во главе с колоритным Стасом, попадали на землю; потом их накрыло едкое дымовое облако.
- За мной! — Коллекционер припустил сквозь березняк. Павел едва поспевал следом. Даже алхимик обогнал его на очередном повороте. Управдом надеялся: Третьяков знает, куда ведёт подельников. Сам Павел, хоть никогда и не страдал географическим кретинизмом, в лесу ориентировался с трудом.
Из-под ноги прыснул заяц. Самый настоящий серый. Павел даже не удивился. На удивление не хватало сил. Он бежал. Замыкал тройку недорезанных спортсменов.
Сердце колотилось о рёбра грудной клетки.
Изломанная коряга.
Ручей.
Огромный пень, в гнилых опятах. Огромный, как будто из-под африканского баобаба.
Крест! За деревьями промелькнул высокий свежесколоченный крест с простым треугольным навершием.
Поляна!
Нет, не так. Павел запыхался настолько, что даже думать мог только по слогам: «По-ля-на! Вер-то-лёт!»
Винтокрылая машина была на месте. Перед ней замер Третьяков.
- По-ух-летим? — Невнятно, по-совиному, поинтересовался управдом.
- Что? — Голос «арийца» звучал ровно. Как будто тот и не мчался, на манер олимпийца, на протяжении четверти часа по мягкому, прелому, травяному ковру.
- Полетим? — Поправился Павел, тщетно стараясь не показывать усталости.
- Ну что мы за угонщики грёбаные. Дорвались до вертушки-шарманки. Вывалились — а чехлить чужое имущество кому оставили? МЧС? — Третьяков бормотал себе под нос — заунывно, как будто от него требовали речи, а мысли в голову не шли.
- Это ты мне? Ты о чём? — На всякий случай, уточнил управдом.