- Сильно, — Третьяков, словно не чувствуя, что кофе — почти кипяток, сделал большой глоток из стакана. — Европа поражена практически вся. За исключением Исландии. В Азии, как ни странно, лучше всего дела обстоят в Китае. Кое-где это даже вызывает подозрения. Некоторые европейские журналисты пытались доказать, что Босфорский грипп «вывели» китайские мудрецы, а потом — заразили им остальной мир. Реальных доказательств — не нашлось, но некоторая антикитайская истерия — возникла. В Австралии и Новой Зеландии гриппа нет. В Индии — регистрируют наибольшее число «версий». В Южной и Северной Америках — ситуация средней паршивости. Причём в Аргентине и США — примерно одинаковый процент заболевших, хотя штаты объявили полнейший карантин — закрыли своё воздушное пространство и запретили всем морским судам, включая американские, приближаться к побережью под угрозой уничтожения, — а в Буэнос-Айресе работают рестораны и не отменены футбольные матчи.
- А у нас? — подал голос Павел.
- В Москве — чрезвычайное положение, комендантский час. В город введены войска. Хотя тотального запрета на передвижение по улицам — нет. Образован Особый Комитет по борьбе с эпидемией. Связь работает частично; Комитет пытается использовать каналы связи, чтобы информировать население о своей работе и не давать распространяться панике. Закрыты школы, детсады, многие предприятия. С другой стороны, кое-кто — всё ещё выходит на работу. Говорят, будут вводить особые медпропуска. Без них не разрешат покидать дома. Сейчас на улицах — неспокойно. Армия пресекает мародёрство. Дальний Восток пока чист. Может, сказывается близость к Китаю. В Сибири — болеют, но ситуация — не аховая. Поволжье — лоскутное одеяло: есть маленькие городки, где треть жителей — больны, есть большие города, где до сих пор ни одного заражённого.
- Как будто болезнь к кому-то ломится в дверь, а кого-то обходит стороной? Скажем, ей нравится гжель и она не откажется на неё взглянуть, а тульские пряники — она терпеть не может, потому в Тулу — ни ногой? — Людвиг, сделав это умозаключение, обернулся к Павлу, словно надеялся получить от того поддержку.
- Нелепость, но похоже на правду, — вместо управдома ответил коллекционер. — Даже в одном городе… Есть районы, где свирепствует Босфорский грипп, а есть другие — почти не затронутые болезнью. Есть кварталы, сплошь заболевшие излечимыми разновидностями гриппа, а есть — вымирающие от неизлечимых целыми многоквартирными домами. На этой почве расцветает бунт: крикуны кричат, что богачам достаётся лекарство, а «простым» — только братские могилы. Хотя это бред сивой кобылы. Но тут и не захочешь — поверишь: в Москве самые «чистые» районы сейчас — Арбат и Рублёвка.
- Откуда ты знаешь, что бред? — Павел уставился на Третьякова. — А может, так оно и есть? Существует лекарство, но не для всех?
- Знаю, — «ариец» потупился. — Инсайдерская информация. Это ещё одна вещь, о которой я хотел поговорить…
- Вы выдали нас? — неожиданно и зло выпалил латинист в лицо Третьякову.
- Что? Почему? — опешил Павел.
- А ну, тихо! — коллекционер стремительно приподнял руку и согнул в локте, словно собираясь насести Людвигу удар под дых, — но лишь вытянул палец и указал им на Таньку. — Ребёнка испугаешь. — Он помешкал, обвёл долгим и пристальным взглядом баньку и слушателей. — Как выяснилось, я неплохо знаю человека, возглавляющего… скажем так… армейскую секцию Особого Комитета. Я задействовал… одну радиопроцедуру… чтобы связаться с ним. Он мне рассказал то, что вы только что слышали. А я…
- А вы рассказали ему о нас, — выпалил, как приговор, латинист.
- А я рассказал ему о нас, — спокойно подтвердил Третьяков.
- Зачем? — Павел был скорее удивлён, чем рассержен.
- За всем, — «ариец» неопределённо махнул рукой. — По любой из множества важных для всех нас причин.
- Назовите их, — потребовал Людвиг.
Третьяков снова поднял глаза на латиниста — на сей раз в его взгляде читалась ирония; он как будто стеснялся проговаривать вслух столь очевидные истины. И всё же покорно принялся излагать:
- Причина первая. Уголовно-хулиганская. Наши действия. Угон вертолёта, незаконное проникновение в охраняемое здание, организация взрыва бойлера, неповиновение органам правопорядка. И прочая, и прочая. Мой… источник… обещал полное забвение всего криминала в обмен на одну услугу. Так сказать, почётную реабилитацию. Я бы мог наговорить много высокопарностей насчёт чистоты нравственной и чистоты перед законом, но скажу просто: вам двоим обелиться иным способом — не удастся. Мне — возможно.
Павел вспомнил о собственных прегрешениях — не известных коллекционеру, — как то: вооружённое нападение на карету скорой помощи и угон катафалка, — и еле заметно кивнул головой. Третьяков заметил это: