Плач Агриопы

Она вообще устала сильнее провожатого. Начав прихрамывать ещё до того, как порезала ногу, после инцидента с консервной банкой она и вовсе сбавила темп ходьбы. Чтобы преодолеть два километра — от кладбища до Ленинградского проспекта и метро «Динамо» — пришлось убить больше часа. Плелись, глядя, преимущественно, под ноги. Беговая беседка Московского ипподрома, с ажурной башенкой и эффектной колоннадой, не заинтересовала измученную Елену, хотя Павел и поведал кое-что из истории этого места, а заодно рассказал, что, в начале двадцать первого века, на ипподроме можно увидеть даже верблюжьи бега и гонки на собачьих упряжках.

Широкая «Ленинградка» показалась обоим горе-путешественникам настоящим океаном — безбрежным простором, который пугал. Смертельно уставшие экскурсовод и экскурсантка замерли в двух шагах от проезжей части.

- Пожалуй, я созрела для того, чтобы рискнуть прокатиться в метро, — выдохнула Елена, через прищур взирая на вестибюль станции «Динамо», чем-то неуловимо смахивавший на спичечный коробок.

- Пожалуй, так и сделаем, — в тон ей ответил Павел. — До открытия метро — чуть больше двух часов. Не критично.

- Тебя что, дома никто не ждёт? — девчонка окинула провожатого с ног до головы внимательным взглядом.

- Родители… Они привычные, — буркнул тот. — Я иногда у приятелей в общаге ночую… Мы договорились: если я двое суток не появляюсь — они бьют тревогу. Если меньше отсутствую — относятся с пониманием.

- Ты мне ни разу не сказал, что я тебе понравилась, — задумчиво проговорила Елена. — А ведь провёл со мной ночь, как ни крути.

- А надо было сказать? — тихо уточнил Павел.

- Неа, — девчонка быстро мотнула головой; светлые волосы взметнулись вверх и мягко опали, как платье танцовщицы, закончившей кружиться. — Терпеть не могу болтунов.

- А я и есть болтун, — одно слово: экскурсовод.

- Экскурсоводы не болтуны, — Елена забавно покачала пальчиком. — Они — сказочники. А сказочников дети любят, и старики. Это о многом говорит. О хорошем говорит…

- А ты — любишь сказки? — Павел взял в руку девчонкину ладонь, и та не отстранилась.

- Конечно, люблю, разве не заметно?

«Бррр-чих-чих-чих», — носы путешественников забило гарью. Рядом с ними остановился старый самосвал.

- Эй, молодёжь! — из кабины высунулся добродушный полноватый мужичок. Даже в тускловатом свете электрического фонаря было видно, как во рту, на самом видном месте, у него блестит золотой зуб. — Подскажите, как в Шереметьево проехать?

- В аэропорт? — Павел оживился, немедленно превратился в географа-москвоведа.

- Так точно, — по-военному отрапортовал водитель. — Там стройка — мне туда, значит, и нужно.

- Хотите, мы вам дорогу покажем? А вы нас в Химки забросите. Это по пути.

- Не вопрос, — мужичок широко улыбнулся. — У меня в кабине — как раз три места. Два, считайте, ваши. Я из Рязани еду — мне только в радость попутчики, я — разговорчивый.

- Мы сейчас, мы мигом, — заторопился Павел. Но, уже поставив босую ногу на масляную ребристую ступень кабины грузовика, обернулся к Елене:

- Ботинки я у тебя забирать сегодня не стану — и не проси. — Он произнёс это так жалобно и, вместе с тем, напористо, — так неожиданно и не к месту, — что девчонка удивлённо приподняла брови. Потом, словно бы что-то для себя уяснив, улыбнулась:

- Завтра за ними зайдёшь? — спросила, а в глазах у неё мерцали чудесные крохотные светлячки.

- Точно, — Павел улыбнулся в ответ. — Именно так, и никак иначе: завтра зайду. — Он чуть замешкался. — Ну, то есть, по-календарному завтра. День, ночь и снова день. Сентябрь закончился три часа назад — и прошлый день закончился, а новый — начался.

- Ага, — поддакнула Елена.

- Молодёжь, давайте-ка поживей. Или выйти и подсадить? — золотозубый здоровячок устал ждать.

- Мы уже здесь, — ответил Павел. — Можно ехать. А ничего, что я — босиком?

- Спортсмен, что ли? — вопросом на вопрос ответил водитель.

- Путешественник.

- Тогда валяй, путешествуй босиком, — здоровяк звонко рассмеялся. — Я в твои годы ещё не то творил, потом образумился.

Двигатель машины взревел. Павел нащупал в мягком полумраке кабины пальцы Елены и крепко их сжал. Грузовик, словно могучий корабль, начал выбираться в открытый океан многополосного шоссе. И Павел не сомневался: впереди — только открытия: Америки, Индии и прочих неведомых земель. Потому что дорогу осилит идущий.

«А интересно, кто, всё-таки, попёр у Еленки обувку?» — Вдруг подумал Павел. Но тут же понял: не так уж это ему и интересно. И самое главное — совершенно не важно.

* * *

- Кушать подано, — Третьяков, ввалившись в баньку с разрешения управдома, раскладывал по высоким, «походным», металлическим тарелкам малоаппетитное месиво. Первую порцию протянул Татьянке. Павел заметил, что та, обычно не слишком приветливая с новыми знакомыми, коллекционера не чуралась. Хотя, увидев содержимое тарелки, скривилась и недовольно, смешно, повела носиком.

- Опять рагу? — Павел, тоже без энтузиазма, поковырял вилкой кусок красного перца.