Плач Агриопы

- Тогда… откуда он? — Людвиг взглянул на собеседника исподлобья, с подозрением и, в то же время, с какой-то странной надеждой.

- Это я и хотел узнать, — Терпеливо пояснил управдом.

- Но как же… — начал Людвиг. В это время Павел заметил сразу две патрульные машины, которые медленно ползли по переулку. Медлить не годилось. Решение пришло мгновенно. Управдом запрыгнул в «девятку», завёл двигатель.

- Мне надо уезжать. Срочно! — крикнул он. — Ты со мной?

- У вас проблемы с законом? — догадался юный латинист. Павел едва заметно кивнул.

- Еду! — Людвиг быстро уселся на переднее пассажирское место, — А вы как думали! Я с вами, пока во всём не разберусь!

Управдом посмотрел на юнца почти с восхищением. Он не был уверен, как поступил бы на его месте, даже в своём, вполне зрелом, возрасте. Впрочем, молодость, как известно, куда решительней и бесстрашней зрелости, а уж старости — и подавно.

- Вы рулите, а я поговорю с вашим… другом, — Людвиг обернулся к «арийцу». — Что бы вы хотели у него узнать?

- Кто он, откуда, зачем у него это оружие, — быстро перечислял Павел; вдруг спохватился, вытащил на свет божий дорогую ему фотографию. — Но сперва спроси у него, что он знает о болезни под названием Босфорский грипп. Покажи ему это. — Павел передал фотографию латинисту, — Там моя дочь. Она больна. Он знает, как её вылечить?

- Спокойней, — Людвиг недовольно сжал губы. — Слишком много вопросов. Остановимся пока на этом. Поезжайте, а я выясню всё, что сумею.

Павел молча прибавил газу. Впервые с того момента, как в его жизни появились мушкет и «ариец», он ощущал, что не ошибся с выбором, когда решил искать помощи в Соборе Непорочного Зачатия.

* * *

- Его зовут Валтасар Армани. Он был резчиком по камню в городе Пистойя, это в Италии. Потом у него заболела жена. Насколько я понял, она стала жертвой эпидемии Чёрной Смерти. Жену забрали в карантин, его тоже. Там жена умерла, а он выжил. После того, как болезнь в городе сошла на нет, он стал Стрелком. — Людвиг беспомощно развёл руками. — Я понимаю, что всё это звучит, мягко говоря, несерьёзно. Я бы даже не обиделся, если бы вы решили, что я всё это выдумал.

«Девятка» стояла на крохотном пустыре под железнодорожной насыпью, чуть в стороне от Дмитровского шоссе. Вездесущий дух коммерции, превращавший любой свободный пятачок земли в платную автостоянку или убогий рынок, до этого пустырька пока не добрался. Здесь расположились на дармовой постой несколько легковушек и примерно столько же единиц тяжёлой уборочной техники. Метрах в ста, правда, притулился у обочины шоссе сколоченный наспех пластиковый короб шиномонтажников, но сегодня он пустовал — работников ни внутри, ни по соседству, не наблюдалось.

Управдом отчётливо осознавал: «девятку» надо бросать и искать другой способ перемещаться по городу. Но, пока длилась эмоциональная беседа юного латиниста с «арийцем» в смирительной рубашке, мешать диалогу считал себя не вправе. А Людвиг не спешил. Он, похоже, вошёл во вкус. Его речь лилась плавно. Постепенно он перестал переспрашивать «арийца» о чём-то каждую минуту. Тот тоже заговорил бегло, а не надрывно и с попугайскими повторами, как это было в подвале, во время первой встречи с Павлом. Слушая незнакомый язык, управдом долго рулил, куда глаза глядят: давал время латинисту договориться с «арийцем». Потом понял: направление движения избрать всё-таки надо, — и решил удаляться от центра города по Дмитровскому шоссе. Он держал в голове, что, на севере Москвы, есть сравнительно малолюдные парки и лесные зоны, рядом с которыми имеется шанс затаиться ненадолго.

Пустырёк под насыпью железной дороги сразу привлёк внимание Павла. Не парк Лихоборка и не Ботанический сад РАН, но, пожалуй, чем-то даже лучше — отсутствием рядом с ним тротуара, по меньшей мере, а значит, и пешеходов, которые, в среднем, куда любопытней водителей. Увидев неокультуренную стоянку, Павел не мешкал. Однако, когда он заглушил двигатель и обернулся к пассажирам, беседа тех между собою вовсю продолжалась. Он вылез из авто размять ноги. Поразмыслил — и, без свидетелей, набрал номер Еленки. Та долго не отвечала, потом трубку всё-таки сняла. Рассказала, что Танька спит — наверное, всё-таки спит, а не мечется в бреду. Окончательной уверенности на этот счёт у бывшей супруги не было. В голосе Еленки слышалась покорность судьбе, что сильно встревожило Павла. Но куда больше он забеспокоился, когда Еленка сообщила, что у неё самой распухло и болит горло, а перед глазами всё время мельтешат какие-то тени. «От того что спала мало», — неубедительно подытожила Еленка. Павел поспешил с ней согласиться, чтобы понапрасну не волновать, но допустил — уже не с тем всеобъемлющим ужасом, как прежде, — что бывшая жена вполне могла и сама подхватить Босфорский грипп от Татьянки. В сущности, о механизмах распространения болезни до сих пор ничего не было известно, а может, о них попросту не рассказывали. Почему он, Павел, до сих пор здоров, — загадка. Отрадно было бы знать, что у него — иммунитет, но уверенности в этом — ни на грош.