Плач богов (СИ)

Нетерпение конфликтует со страхами и недобрым предчувствием. Вместо того, чтобы расслабиться, размякнуть на мягких сиденьях и диванных подушках в исцеляющем коконе нежной прохлады дома, почти с напряжением сидит и ждёт. Ждёт, когда же на южно-восточной дороге под склоном Гранд-Пойнт, среди разросшихся дубов и прочей растительной фауны наконец-то замелькает силуэт знакомого экипажа.

По времени, он уже давно должен был там появиться, а то и раньше. Эвелин вообще думала, что он нагонит её где-то на полпути или ещё в центре города.

Какая-то непредвиденная задержка? Что-то случилось? Нехорошее или просто неожиданное?

Она ещё не знает, что будет делать, когда увидит его, но ей уже дискомфортно от этих мыслей. Тело зудит от усталости, ощущение, будто чувствуешь её каждой его клеточкой, в налитых гудящим напряжением мышцах, суставах и костях. Хочется, как можно скорее стянуть с себя раздражающие тряпки многослойной одежды, те же туфли и, самое главное, корсет. Но ещё больше хочется спрятаться и желательно на несколько часов. Слишком много всего навалилось и было пережито, и оно явно ещё не закончилось, по крайней мере не для Эвы.

Принесённые на серебряном подносе молчаливой горничной чай и вода чуть ли не сразу же вернули к жизни истощённое от жажды и физического переутомления тело. Девушка старалась пить воду со свежевыжатым лимонным соком (видимо, хорошо охлаждённую в погребе кладовой), не слишком поспешно, чтобы опять не бросило в пот. Но последнего не удалось избежать благодаря горячему чаю, пусть и пригубленному не более четверти чашки. А может виной оказалось неожиданное движение за окном? Тёмная точка, царапнувшая боковое зрение скользящим полётом отнюдь не спикировавшей с крон деревьев большой птицы.

Сердце вновь набрало бешеные обороты запредельного ритма без предварительного предупреждения, буквально с одного мощного толчка. Естественно тут же бросило в жар и даже слегка ударило в голову. Она не ошиблась. Это был экипаж Клеменсов. Меньше, чем через две минуты поднявшийся внутри дома гомон взволнованных голосов прислуги подтвердил её страхи.

Какое-то время Эвелин просидела перед широким экраном окна в застывшей позе, почти не соображая и не замечая происходящего, будто провалилась в лёгкую прострацию. Наверное, часть увиденного за эти неестественно долгие секунды, бесследно всосало чёрными дырами контуженного подсознания. Вроде бы она видела всё, полностью проследив за передвижением массивной коляски, довольно быстро преодолевшую немалое расстояние по дубовой аллее к арочным воротам Ларго Сулей. Но вспомнить чуть позже основную экспозицию всей картины-действия почему-то не удавалось. Будто урывки или размытые фрагменты очень реалистичного сна. Даже когда ландо остановилось всего в нескольких футах от ступеней крыльца и, соответственно, в нескольких ярдах от окна, перед которым сидела девушка.

А потом её и вовсе буквально подбросило на месте, словно беззвучным взрывом, стоило только рассмотреть среди восседающих в открытом экипаже пассажиров воздушно-ангельские образы трёх сестёр Клеменс. Расслабленные, непринуждённые, с миловидными выражениями чуть подуставших лиц, довольно искренне радующихся то ли окончанию чрезмерно утомительной поездки, то ли ожидаемому их отдыху в родных пенатах Ларго Сулей. Они задирали свои чудные головки вверх, рассматривая окна второго этажа и покатую над ним крышу восхищёнными взорами восторженных детей, будто видели всё это впервые в своей жизни или же пытаясь вспомнить забытые ассоциации, связанные с этим местом. Пока ещё приятные, возбуждающие только лучшие желания и позитивные эмоции. Чего не скажешь об Эвелин Лейн.

Она-то и подскочила с софы, как раз из страха, что София (или Валери, или Клэр, а то и все сразу) повернёт голову и посмотрит в окно, через которое Эва за ними наблюдала. А к этому она была не готова, ни физически, ни морально. Поэтому-то и было легче сбежать, при чём буквально. Что она и сделала, вроде как неосознанно метнувшись в противоположную сторону дома, к выходу на задний двор поместья.

Яркое солнце ударило по глазам практически прямыми лучами ещё до того, как она дошла до дверей и толкнула их застеклённые створки едва не отчаянным жестом. И чуть было не ослепла без шляпки и зонтика, одновременно врываясь в горячий эфир плавящегося воздуха, как в безжалостное пламя невидимого кострища. Раскалённый до невозможно белого не такой уж и большой шар дневного светила ненадолго завис над кронами высоких садово-парковых деревьев, выстроенных густой стеной всего в каких-то пятнадцати ярдах от крыльца. Не спасал даже искусственный пруд с фонтаном. Предвечерняя пора – самая нещадная и опасная. Вроде бы пик дневной жары уже понижает свою критическую температуру кипения, но земля, камни и вода настолько прогреты, будто находишься внутри жаровни, где всё плавится и обугливается не за счёт огня, а благодаря прокаленным насквозь булыжникам и углям.