Плач к небесам

— И когда ты уезжаешь? — спросила Кристина. — Если уж ты решил так поступить и ничто на свете не может тебя остановить...

Тонио покачал головой. Только бы она ничего больше не говорила! Она еще не приняла это, нет, еще не приняла, и, по крайней мере, в этот миг ему было невыносимо слышать, что она притворяется. Последнее представление оперы должно было состояться на следующий день. И хотя бы это время у них еще оставалось.

7

И вот пришло время заключительной скачки. Лошади рвались вперед, врезаясь в толпу, подминая под себя зрителей, и хотя в воздухе стояли пронзительные крики, ничто не могло остановить их стремительное движение в сторону площади Венеции. Мертвых и раненых тут же уносили прочь. Тонио, стоя на вершине трибуны, прижимал к себе Кристину и смотрел на площадь, где на головы взмыленных, обезумевших животных набрасывали серые тряпки. Тьма медленно опускалась на крыши домов. Начинался великий завершающий ритуал карнавала, знаменующий последние часы перед наступлением Великого поста: мокколи[42].

Свечи повсюду.

Они появились в окнах вдоль узкой улицы; они появились на крышах карет, на концах шестов, в руках женщин, детей и мужчин, сидевших у дверей... и вот уже вокруг мерцали тысячи и тысячи свечей. Тонио быстро схватил огарок у стоявшего рядом с ним человека и коснулся свечи Кристины, ибо кругом уже раздавался зловещий шепот: «Sia ammazato chi non porta moccolo» — «Смерть тому, кто не несет свечу!»

Тут же какая-то темная фигура метнулась вперед и задула свечу Кристины, хотя она и пыталась прикрыть пламя рукой. Раздался крик: «Sia ammazata la signorina!»[43] Тонио тут же зажег ее свечу снова, а затем, прикрывая собственный огонек от того же шельмеца, сильным выдохом из своих мощных легких задул его свечу и произнес то же проклятие: «Sia ammazato il signore!»[44]

Вся улица внизу стала морем тускло освещенных лиц. Каждый пытался защитить пламя своей свечи и в то же время задуть свечу у другого. «Смерть тебе, смерть тебе, смерть тебе...»

Взяв Кристину за руку, Тонио повел ее вниз по ярусам трибуны, задувая слабые огоньки направо и налево, а люди вокруг пытались ему отомстить. Проскользнув в самую гущу толпы, Тонио притянул Кристину к себе под мышку. Он мечтал о какой-нибудь боковой улочке, где они могли бы перевести дыхание и снова начать ту маленькую любовную игру, какой мучили друг друга весь этот день, перемежая это вином, смехом и почти отчаянной бравадой.

Сегодня вечером оперное представление должно было быть коротким и закончиться до двенадцати часов, то есть до начала Пепельной среды[45], и сейчас он не думал ни о чем, кроме звездного неба и обволакивающего океана тоненьких огоньков и шепота вокруг: «Смерть тебе, смерть тебе, смерть тебе...». Тут его пламя погасло, и у Кристины тоже. Девушка ахнула, но в этот момент Тонио, которого пихали и толкали со всех сторон, прижал ее к себе и раскрыл ее губы своими, не обращая никакого внимания на то, что их свечи погасли. И толпа понесла их, повлекла за собой, словно морская волна.

— Дайте-ка мне ваш огонек, — быстро обратилась Кристина к высокому человеку, стоявшему рядом с ней. Зажгла свою свечу и передала огонь Тонио.

При освещении снизу лицо ее приобрело какой-то жутковатый вид. Мягкие завитки волос отливали золотом. Она положила голову ему на грудь и приставила к его свече свою, чтобы его большие ладони смогли загородить оба язычка пламени.

* * *

Наконец настало время уходить. Толпа потихоньку рассеивалась. Детишки все еще задували свечи у своих родителей и дразнили их ритуальным проклятием, родители вторили им тем же, и это сумасшествие постепенно перекинулось на боковые улочки. Но Тонио стоял неподвижно, не желая покидать этот последний островок карнавала даже ради последних моментов театрального экстаза.

Все окна были по-прежнему освещены. На улицах висело множество фонарей, и проезжающие мимо кареты светились огоньками.

— Тонио, у нас мало времени... — прошептала Кристина.

Ему ничего не стоило удержать ее маленькую ручку против ее воли. Девушка тянула его, но он не шевелился.

Тогда она встала на цыпочки и положила руку ему на затылок.

— Тонио, ты о чем-то мечтаешь...

— Да, — пробормотал он. — О вечной жизни...

Она повела его на Виа Кондотти. Она чуть ли не танцевала впереди его и тащила его за длинную руку, как за поводок.

Вдруг подскочил какой-то мальчишка и прошипел:

— Sia ammazato...

С вызывающей улыбкой Тонио вскинул руку и спас свой огонек.

Произошедшее дальше случилось так быстро, что потом он не мог сложить все кусочки мозаики в одно целое. Неожиданно перед ним возник какой-то силуэт, потом искаженное гримасой лицо, послышался шепот: «Смерть тебе!», а потом Кристина отпустила его руку, он упал, потеряв равновесие, и услышал, как она закричала.

Он выхватил свой кинжал в тот же момент, когда почувствовал лезвие другого ножа у своего горла.

Он выбил его вверх, так что лезвие успело царапнуть ему лицо, и выбросил свой кинжал вперед, нанеся им удар, второй, третий по какому-то человеку, пытавшемуся прижать его к стене.