Плачь, Маргарита

Гитлер, сдержанный и мрачный, в первый раз за весь вечер улыбнулся, и улыбка его была обращена к Лею, которого он благодарил за «своевременные меры». Пока Геринг с командирами подразделений занимались составлением диспозиции, пришло известие, что и мюнхенцы на подходе. Остро встал вопрос о двух тактиках — мирной и силовой. Фюрер склонялся к последней; соратники его поддерживали. В оппозиции остались лишь Гесс и Геббельс. Оба не хотели стрельбы и хором предлагали запустить мирный вариант с компроматом на Штеннеса. Стрельбы, впрочем, не хотел никто. Лей уже окрестил силовое решение «гражданской войной в СА», но планы Гесса считал утопией.

— Штеннеса сначала нужно двинуть кулаком под ребра, а уж потом грозить ему пальцем, — убеждал он Гесса. — Кровь все равно прольется, Руди, поскольку нам объявили войну.

Мятежники уже знали о новом соотношении сил. Непостижимый Гиммлер находился в штабе Штеннеса «в дружеской обстановке» и умудрялся слать оттуда донесения в «Кайзергоф». Последнее сообщение было о пересмотре тактики. Не в сторону переговоров.

Наступило утро, а приказ стрелять еще не был отдан ни одной из сторон. Перед рассветом Гесс, Лей и Геббельс заехали навестить женщин и успокоить их. Эльза уговорила и Магду оставаться с ними здесь, пока все не успокоится. У Рудольфа по дороге неожиданно случился один из его приступов рези в животе, о которых он было уже начал забывать; приступ повторился, когда он входил в дом. Увидев бледного мужа, почти висящего на руках у друзей, Эльза не сразу поняла, в чем дело. У нее на несколько мгновений как будто остановилось сердце, и ребенок толкнулся так сильно, что она стиснула зубы.

— Он переживает из-за силовых мер, — объяснил ей Роберт. — Даже с фюрером поспорил при всех.

— А ты не переживаешь? — спросила она.

— Да я первый на них настаивал! При повышенном давлении всегда полезно пустить кровь. Ну-ну, прости пожалуйста, я только хотел сказать — хорошо бы Рудольфа удержать на расстоянии от завтрашних дел. Решение принято, и от его переживаний ничего не зависит. И… он плохо влияет на фюрера. Вообще, он всех деморализует. То есть, конечно, он самый высокоморальный из нас, но… в данном случае это вредное для дела качество.

— Знаешь, Роберт, я иногда, слушая тебя, не знаю, чему верить — ушам или глазам.

— К тому же у него опять эти боли. Ну посуди сама. Он всем будет только мешать.

— Роберт, ты чего-то не договариваешь? Он некоторое время молчал.

— Со мной так бывает. Это нормально для всех, кого долго учили музыке. Я, если хочу, всегда слышу следующий звук, иногда — целую фразу. Ясно слышу, как если бы ее уже сыграли.

— У тебя плохие предчувствия?

— У меня не бывает предчувствий. Я просто слышу, слышу то, что должно прозвучать. Вам нужно быть завтра вместе, Эльза.

— Что ты ее пугаешь! — сердито бросил с порога Рудольф, слышавший последние фразы. Он почувствовал себя лучше и встал позвонить. — Нам пора ехать.

— А если опять прихватит? Подожди хотя бы пару часов. А… ты куда собралась? — вытаращил он глаза на появившуюся в брюках и куртке, перепоясанной ремнем, Маргариту.

— Я с вами.

— Это еще что за фокусы! — закричал на сестру Рудольф. — Как тебе такое в голову пришло!

— Вы можете даже меня побить и связать, — спокойно заявила Маргарита. — Но это не изменит ничего. Я умею печатать и стенографировать, знаю азбуку Морзе и радиодело. У меня диплом медицинской сестры. — Она умоляюще смотрела на Роберта.

— Ты хочешь всем показать, какая ты универсал ка! Нет, как вообще ты могла вообразить… — не унимался Рудольф.

— Но работают же у вас женщины!

— Это не женщины, а товарищи по партии. Женщины дома сидят!

— Нет, ты не из прошлого века, ты из каменного! — огрызнулась сестра. Она снова взглянула на Лея. Его ответный взгляд был мягким и понимающим Маргарита опустила глаза. Он подошел к ней, расстегнул пряжку ремня, снял его, потом расстегнул куртку, снял ее и бросил на кресло.

— Так мне больше нравится. Грета развернулась и молча ушла.

— Ты, как всегда, неотразим, — заметила Магда Геббельс, пришедшая следом за Маргаритой, чтобы помочь остановить девушку. Гесс иронически аплодировал.

— К сожалению, моя неотразимость не распространяется на всех членов этой фамилии, — отвечал Лей.

В гостиную заглянул Геббельс.

— Всем до свидания. Я уехал.

— Подожди, я с тобой. — Роберт довольно грубо, вытянутой рукой в грудь, остановил направившегося за ним Рудольфа. — Руди, сделай это хотя бы для Эльзы.

— Не терпится кровь пустить, доктор? — бросил ему вслед Гесс. — Не надейся, что я стану молчать.

Он все же вернулся. Эльза сидела в спальне, отрешенно глядя на голубую полоску утра между шторами.

— Руди, помнишь, лет десять назад мы смотрели какую-то военную пьесу, и когда на сцене начали стрелять, Адольф вдруг встал и вышел из зала? Потом он объяснил, что больше не хочет выстрелов, даже бутафорских.

Рудольф не помнил, но кивнул. Он знал, что у жены прекрасно развита эмоциональная память.