Если он что-то и ответил, я уже не слышал.
В вялотекущей суете последних оборотов возникла вдруг пауза. Будто весь мир на мгновение застыл, ожидая гулкого удара механического колокола.
И вот густое «бом-м-м» поплыло над Вимсбергом. Не дав отзвучать первому, раздался второй удар, за ним третий… Хронометр на Ратуше равнодушно отрезал очередной кусок уходящего времени и застыл, словно оставив городу возможность осмыслить его слова.
До отправления омнибуса остался оборот.
Словно повинующиеся хитрым пружинкам деревянные танцоры в часах, из кухонных дверей «Любимицы судеб» прыснула во все стороны стайка проворных официанток. Обязательные улыбки, аккуратные передники цвета темного дерева поверх полосатых сорочек, завитые локоны, вежливые взгляды, в нужное время наливавшиеся откровенными обещаниями или вежливым смирением — девушки знали свое дело. Поговаривали, что их натаскивала лично жена Увальда.
В хмурой толпе недоверчивых одушевленных они подбегали к каждому, учтиво интересовались, понятливо кивали, почтительно кланялись и улыбались, улыбались, улыбались…
За окном стоял прекрасный по форме, но не по содержанию день. Сквозь прозрачные серые нити дождя уныло продирались редкие прохожие, ширились и росли грязные кляксы луж. Горделиво шлепал по ним карлик в длинном плаще ржавого цвета и шляпе-котелке на массивной голове, а за его спиной весело подпрыгивали два солидных окованных бронзой чемодана на колесиках. Конечно, я совсем не удивился. Для этого вокруг и без меня хватало народу.
Я заказал вторую чашку кофе и попросил огня. Прикурил от появившейся из ниоткуда зажигалки и лениво погнал перед глазами недавние воспоминания.
Карина Дальфист встретила меня полулежа в особом раскладном стуле, похожем на пляжный, но с широким вогнутым подголовником, который удобно облегал массивный затылок орчанки.
— Уилбурр? Ты не уехал? — она отложила газету. Заголовок на первой полосе гласил: «Дерзкое похищение раскрыто! Преступник в бегах!»
— Это ведь ты, — не переводя дух просопел я, — правда?
— Что я? — колокольчики ее голоса недоуменно всколыхнулись.
— Ты нашла ему помощников, да? Как мне нашла Карла, а тому извращенцу — ученика?
— Я, — отпираться было бессмысленно, и она твердо посмотрела мне в глаза. — Как ты догадался?
Дыхание вернулось.
— Карл подсказал. — ответил я, но увидев, как быстро расходятся ее веки, спешно добавил, — Нет, не специально. Просто упомянул, что ты обещала при случае замолвить за него словечко. А я вспомнил, как ты про девчонок своих говорила, которых маг в постель укладывал, и про убийцу непутевого, и как алхимика мне посоветовала искать… в самой дыре.
— Он пришел, как приходишь ты, — Карина откинулась на подголовник и уставилась в потолок, — внезапно и по делу. Я не хотела его видеть, потому что больше ничего общего с тобой у него не было. Даже не видя его лица, я уже ощутила на себе взгляд самой смерти. Но он вошел, и никто не посмел его остановить. — Она старательно обогнула меня взглядом, тяжело опустила голову и принялась рыться в маленькой шкатулке у подлокотника. — Я не знала, что грядет, мне было страшно и хотелось умереть раньше, чем он поможет, но его слова… — она добыла из шкатулки длинную тонкую папиросу, по-мужски, без мундштука, смяла ее и втолкнула между бледными губами. Только тогда Карина посмотрела, наконец, на меня. Быстрым, выжидающим взглядом.
Я крутанул колесо зажигалки.
— Благодарю. Он говорил долго и очень убедительно. Обещал всем, кто пойдет за ним, блестящее будущее. Говорил, что лично позаботится о каждом, хвалился связями, уверял, что знатоков своего дела никто не проверяет… Я уступила.
— Скольких ты к нему отправила?
— Троих. Гарласса он, должно быть, сманил в Университете.
— Как он их выбрал?
— Он не выбирал, — орчанка затянулась, — выбирала я. Нужны были — как он сам сказал — боец, проныра и… тот, кто хорошо чувствует мир. С первыми двумя было просто. Сиах — я знала, что до изгнания он успел кое-чему научиться в болотах. А таких ловкачей, как Гист, еще поискать… Сиах ушел за ним сразу. Когда они вернулись, я видела, как мальчик изменился. Он словно умер, его глаза были совсем пустыми — и я говорю о ящере. А Гист тогда учился в Университете, там они и встретились. И Гист тоже умер. Только душой. Раньше он был добрым, все время шутил — порой, правда, от его шуток деваться было некуда, — губы Карины сотрясла мимолетная улыбка, — но все-таки его проделки были добрыми. А через месяц их встреч шутки продолжились, вот только стали больше похожи на издевательства.
Карина смотрела в потолок, вплетая очередную сизую нить в дымное облако, а в уголке глаза ее разгоралась тусклая искорка.