Плач соловья

— Вот оно что. Теперь понятно, откуда у меня провалы в памяти, почему мне всегда так холодно и отчего я такая послушная в присутствии мистера и миссис Кавендиш. Их работа… Я настоящая никогда не стала бы всего этого терпеть. Здесь я будто проснулась от ночного кошмара, где нельзя пошевелить ни рукой, ни ногой. Только окончательно проснуться мне не суждено, не правда ли? Я ведь мертвая.

Мне захотелось обнять ее, утешить, сказать, что все будет хорошо, но ведь я обещал не лгать… Россиньоль некоторое время грызла нижнюю губу, потом по очереди внимательно оглядела каждого из нас.

— Мне можно как-нибудь помочь? Или хотя бы выяснить, что эти свиньи со мной сделали?

— Я попробую, — сказал Мертвец на удивление мягко. — Я вижу многое из того, что скрыто от живых. А раз мы оба мертвы, между нами возможен особенно глубокий контакт.

Одной рукой он сжал ее ладонь, а другую протянул мне. Не без сомнения я протянул свою. Я еще не забыл, что случилось с мистером Греем.

— Не бойся, Джон, — улыбнулся Мертвец, — только хочу вызвать образ последних мгновений жизни. Думаю, память просто заблокирована травмой. Пока вы со мной в контакте, вы оба сможете видеть то, что вижу я. Не забывайте: это будет лишь образ прошлого. Прошлое нельзя изменить ни при каких обстоятельствах.

Мертвец крепче сжал мою руку, и настоящее исчезло. Никаких заклинаний, никаких магических предметов — только воля человека, мертвого уже тридцать лет и до сих пор не желающего успокоиться. Мы оказались в кабинете у Кавендишей, том самом, куда меня притащили, избитого и окровавленного. Мистер и миссис Кавендиш улыбались, Россиньоль сидела, насупившись. Она пыталась им что-то сказать, но ее не слушали. Миссис Кавендиш налила бокал шампанского, сказала что-то успокаивающее. Россиньоль выпила шампанское одним глотком и бросила бокал под ноги. Потом она рухнула на пол и забилась в конвульсиях, на губах выступила пена. Мистер и миссис Кавендиш спокойно смотрели, улыбаясь. Наконец Россиньоль затихла. Кавендиши обратились к кому-то, стоящему в стороне, чьего лица нельзя было разглядеть.

Настоящее вступило в свои права, мы вернулись за столик. Мертвец выпустил наши руки. Россиньоль трясло, но она держалась, твердо сжав губы.

Усилием воли она подавила дрожь.

— Меня отравили? Зарезали курицу, несущую золотые яйца?

— Хороший вопрос, — сказал я. — Думаю, его стоит задать мистеру и миссис Кавендиш. При этом не обязательно проявлять благовоспитанность.

— Неплохо бы еще спросить, что они сделали потом, — откликнулся Мертвец, задумчиво разглядывая Россиньоль. — Мне случалось видеть разных зомби, но ты ни на кого из них нисколько не похожа. Ты мертва, но в тебе есть следы жизни. Откуда?

— Могли Кавендиши заключить договор вроде твоего? — спросил я. — От ее лица, как агенты?

— Нет, — ответил Мертвец уверенно. — Такой договор заключается добровольно, в этом весь смысл. Душу нельзя просто потерять, ее можно только продать.

— Как бы то ни было, оживлять мертвых могут лишь серьезные игроки, — сказал я. — В кабинете был кто-то еще, пусть мы и не смогли его разглядеть. Из Могущественных на стороне Кавендишей выступает только Иона, насколько мне известно. Но даже если он станет не только Могущественным, но и Владыкой, как его отец, он не некромант.

— Люди убивают себя после моих песен. При чем тут Иона или Кавендиши? — Россиньоль еще сохраняла самообладание, но голос начинал дрожать.

— Ты ушла во тьму, — сказал Мертвец, — а когда вернулась, прихватила частицу тьмы с собой. Вот что убивает людей.

— Но как им удалось? — потребовала Россиньоль. — Как такое могло у них получиться? Я всегда пела о жизни, а не о смерти, даже когда мои песни были грустные. Я пела, чтобы пробуждать, а не усыплять навечно! Они загубили то, ради чего я жила! — Голос ее сорвался. Она сжала кулаки и продолжила: — Я не собираюсь терпеть. Люди больше не будут умирать из-за меня. Я хочу мой голос и мою жизнь обратно! — Она с вызовом посмотрела сначала на Мертвеца, потом на меня. — Хоть один из вас может мне помочь?

— Я и себе-то помочь не могу, — тихо отозвался Мертвец.

— Не будем терять надежды, — торопливо вставил я. — Ты сам сказал, что она не такая, как остальные выходцы с того света. Давай для начала выясним в точности, что с ней сделали.

— Думаешь, Кавендиши будут сидеть и спокойно смотреть?

— А я не оставлю им выбора, — ответил я таким голосом, что даже Мертвец отвел глаза.

Тут в клубе стало совершенно тихо. Замолкла музыка, на полуслове стихло пение, умерли разговоры за столиками. Все дивы смотрели на нас. Трансвеститы, поддельные звезды — каждый стоял на ногах и глядел на нас тяжелым, опасным взглядом. Накрашенные лица исказились смертельной злобой. Нас будто окружила стая волков. Мы медленно встали. Артисты шевельнулись как один человек, сверкнули безрадостные и бездушные белозубые улыбки. Одна Мэрилин вытащила из рукава нож. Как по сигналу, оружие появилось у всех остальных: ножи, бритвы, горлышки от разбитых бутылок, у некоторых — карманные пистолеты.