Плач соловья

— Но это мой шанс. Шанс стать звездой. У Кавендишей связи, как ни у кого другого. Они действительно могут заключить контракт с серьезной студией. Без этого мне не обойтись. Я должна петь. Мне никогда не хотелось ничего другого, и я не могу отступать. Расстроенные нервы — не причина, чтобы сдаться. У тебя ведь нет доказательств магического вмешательства?

— Нет. Но самоубийства…

Россиньоль поморщилась.

— Я ничего не забыла, можешь мне поверить. Такое не забудешь. Тот бедолага, который застрелился прямо передо мной… Он смотрел мне в глаза и улыбался… Я не допущу, чтобы это продолжалось. Я всегда пела для того, чтобы людям было хорошо! Я всегда хотела утешить и снять груз с их сердец. Разве плохо, если кому-то станет легче смотреть в лицо этому миру? Но если они и правда что-то сотворили с моими песнями, с моим голосом… — Россиньоль беспомощно покачала головой. — Я не знаю… я просто не знаю, что делать!

Она мрачно уставилась на четвертую порцию виски с лимоном.

Некоторое время мы сидели и молчали. На сцене Уитни пела «I Will Always Love You».

— Никогда не любила ее. Визгу больно много, — фыркнула Россиньоль.

— Мне больше нравится Долли Партон, — неожиданно высказался Мертвец. — Гораздо душевнее.

Я внимательно посмотрел на него.

— Не так уж ты прост, а?

— И не говори, — ответил Мертвец.

Наконец прибыл торт — огромный, обсыпанный крошкой из белого и темного шоколада. Россиньоль ахнула. Ее глаза засверкали, она отодвинула в сторону четвертую порцию виски с лимоном и взяла в руки ложку. Очень скоро она уже перемазалась шоколадом.

Совсем другой человек… Неожиданно мне пришло в голову неприятное объяснение: что, если это просто двойник вроде тулпы, разгромившей редакцию «Найт таймс»? Тогда понятно даже, как ей без проблем удалось выбраться из клуба.

Я выразительно посмотрел на Мертвеца.

— Мне надо попудрить носик.

— Отлично, — сказал он. — Спасибо, что поставил нас в известность.

— Я в этом клубе впервые, — сказал я со значением. — Не покажешь дорогу?

— A мне туда не надо. Одно из немногих преимуществ моего состояния, — ответил Мертвец.

Я свирепо зашевелил бровями, пока Россиньоль сосредоточилась на торте, и до Мертвеца наконец дошло. Мы извинились и направились к двери с надписью «Для джентльменов». В просторном, сверкающем белым кафелем туалете никого не было, если не считать Кайли, задравшей юбку перед писсуаром. Мы с Мертвецом занялись внимательным изучением торговых автоматов. Как только Кайли ушла, Мертвец посмотрел на меня неприязненно:

— Надеюсь, Джон, ты не стал бы беспокоить меня по пустякам. Уединиться с тобой в таком месте — от этого, знаешь ли, страдает моя репутация…

— Заткнись и слушай. Однажды Кавендиши уже натравили на меня двойника Россиньоль: тулпу с омерзительным характером и сверхъестественной физической силой. Можно определить, настоящая это Россиньоль или нет? Ты всегда говорил, что от мертвецов ничего не скроешь.

— Конечно. Я уже определил.

— И что?

— Она настоящая. И она мертвая.

— Она — какая?

— Нет ауры. Это первое, что я заметил.

— И ты мне ничего не сказал?

— Если она действует после смерти, это не мое дело. Тебе следует шире смотреть на вещи, Джон.

— Подожди… Она такая же мертвая, как ты?

— Нет, конечно. Тут дело другое. Для зомби она слишком эмоциональная и энергичная. Но живых без ауры не бывает. У всех есть аура.

— А моя как выглядит? — неожиданно для себя поинтересовался я.

— Яркая, лиловая.

— Да как же это может быть? — спросил я раздраженно. — Посмотри на нее: живее не бывает! Мертвецы не стонут от наслаждения над шоколадным тортом!

— Не шуми, пожалуйста. Вполне возможно, это имеет отношение к Кавендишам и их влиянию на нее. Хочешь, я сам ей расскажу?

— Лучше не надо. Тут нужен человек, который хотя бы краем уха слыхал о чувстве такта. Правда ей нужна, видите ли… — Я мрачно смотрел на сияющий кафель. — Как сообщают клиенту, что он мертв?

— Раскрывают рот, знаешь ли, и говорят. В конце концов, бывает хуже.

— Ты о чем?

Мертвец посмотрел на меня особенным взглядом:

— Тебе незачем знать, Джон. Поверь мне.

— Ох, заткнись.

К нашему возвращению раскрасневшаяся Россиньоль расправилась с половиной торта и последними двумя порциями виски с лимоном. Она помахала нам рукой, икнула и принялась слизывать шоколад с пальцев. Мы с Мертвецом сидели и смотрели, как она хихикает, покачиваясь на стуле.

— Я хочу еще выпить! — жизнерадостно объявила она. — Все должны пить! Хочешь торт? Я скажу, чтобы принесли еще одну ложку. Не надо? Ты много теряешь! В такой день, как сегодня, шоколад лучше секса! Ну, может, не всякого секса… А отчего вы такие кислые? Нашли свой номер телефона на стене в туалете?

Я набрал побольше воздуха и рассказал ей об открытии Мертвеца и его значении. Я объяснил все так прямо и просто, как только мог, и стал ждать. Из нее будто выпустили воздух; лицо застыло, но осталось спокойным. Облизывая ложку, она задумчиво смотрела вдаль, будто размышляя о деловом предложении или смерти дальнего родственника. Наконец она посмотрела мне в глаза и заговорила спокойно и твердо: