Плач соловья

Россиньоль замолчала, но мощь ее голоса еще некоторое время отражалась от стен, как эхо. Внезапно девушка покачнулась и осела. Я подхватил ее раньше, чем она коснулась пола, но и сам потерял равновесие. Уже сидя на полу, я понял, что Россиньоль умирает у меня на руках. Дыхание замедлилось, промежутки между ударами сердца становились все длиннее. Да, конечно: переступить порог смерти ей не давала воля Ионы, а того больше нет. Рок, который долго сдерживали силой, вступил в свои права. Я крепко прижал ее к себе, будто усилием воли можно остановить неумолимо утекающую жизнь. Разумеется, ангел смерти не обратил на меня внимания: такой фокус не повторишь дважды.

— Я обещал спасти тебя, — неизвестно зачем выдавил я.

— Не только… Ты обещал узнать правду — и узнал. — Бескровные губы Россиньоль едва шевелились. — Мне хватит и этого. Даже великому и могучему Джону Тейлору не суждено сдержать всех обещаний.

Она умерла. Замерли губы, затихло дыхание, остановилось сердце. Я укачивал ее в своих объятиях, не в силах остановиться.

— Какая жалость! — сказал мистер Кавендиш. — Придется начинать все заново…

— Не стоит беспокоиться, мистер Кавендиш! В третий раз непременно повезет!

Я посмотрел на них так, что они немедленно принялись перезаряжать пистолеты трясущимися руками. Нас, однако, отвлек голос Мертвеца. Вернее, это был шепот, так как легких у него почти не осталось. Но в полной тишине мы слышали каждое слово.

— Еще не все, — сказал он, глядя в потолок невидящим взглядом. — Россиньоль умерла, но пока не ушла безвозвратно. У тебя есть время, Джон. Ты успеешь: нужны только воля и мужество.

— Ты еще здесь? — тупо спросил я. — Твои кишки разбросаны по всей сцене! Тебе же вышибли мозги!

Мертвец рассмеялся вполне загробным голосом.

— Мое тело — это форма, которую я ношу по привычке. Оно давным давно мертвое, и никакие органы ему не нужны. Я ведь и есть могу, и пить, но это одно притворство… Россиньоль еще можно спасти, Джон. Используя твою жизненную силу, я могу послать нас обоих… на ту сторону. Вслед за Россиньоль. Там, в пограничных землях, между этой жизнью и следующей, есть дверь, через которую когда-то я попал обратно. Она так и осталась приоткрытой навсегда… для меня. Я могу отправиться за ней и сам, но только живая душа может вывести ее… сюда. Врать не стану: ты можешь не вернуться, Джон. Ты можешь умереть. Мы можем войти в ту дверь и никогда не вернуться. Но если ты готов поставить на кон остаток своей жизни — у нас есть шанс, ручаюсь.

— Ты ничего не путаешь? — спросил я.

— Я уже говорил: о смерти мне известно все.

— Что ж, до сих пор я никогда не подводил клиента!

— Такое отношение к делу когда-нибудь тебя погубит, — заметил Мертвец.

— А если Кавендиши уничтожат наши тела, пока нас нет? Чтобы нам некуда было вернуться?

— Мы вернемся мгновенно. Или не вернемся совсем.

— Действуй! — сказал я.

Мертвец не стал терять времени. Мы оба немедленно умерли.

Оказывается, Темная Сторона — не самое мрачное место во вселенной. Используя остаток моей жизни в качестве топлива, мы унеслись в такую черноту, где нет ни луны, ни звезд. Свободное падение в слепой тьме, где нет никого и ничего, кроме нас с Мертвецом. Бесплотный крик, дух без тела, я цеплялся за Мертвеца, как утопающий за соломинку. Мы говорили и слышали друг друга, хотя тьма была не только слепа, но и глуха.

— Но здесь ничего нет…

— Не совсем так, Джон… Ты просто не видишь и не чувствуешь. В тебе еще слишком много жизни. Это везение.

— A где Россиньоль?

— Считай тьму туннелем, ведущим к свету. Выходом. Туда…

— Хорошо… но откуда взяться направлению там, где ничего нет?

— Оставь вопросы, Джон. Поверь, тебе ни к чему ответы. Следуй за мной.

— Ты здесь не в первый раз…

— Отчасти я всегда здесь.

— Это ты поддерживаешь во мне присутствие духа? Тобой детей пугать надо!

— Детей, и не только. Туда, Джон.

Теперь мы падали совсем в другом направлении. Представление о тьме как пути к свету действительно помогало. Мы определенно к чему-то приближались, я чувствовал это. Пока я не мог сказать, как быстро. Мне следовало испытывать леденящий ужас, но эмоции угасали. Похоже, им здесь не место. Мысли тоже потеряли определенность. Зато я почувствовал зов. Мы падали ему навстречу. Впереди сверкнул радужный огонек. Он рос и рос, великолепный, словно звезда над райским садом, теплый и вселяющий уверенность, подобно огню маяка, указывающему дорогу в безопасную гавань. К нам присоединилась Россиньоль.

— Вы ангелы?

— Едва ли, Росс. Со мной ангелы и разговаривать не станут. Я Джон, а это Мертвец. Мы пришли, чтобы забрать тебя домой.

— Но… здесь играет музыка! Прекрасная музыка. Все песни, которые я когда-либо хотела спеть.

Для нее — музыка, для меня — свет. Лампа в окне родного дома, когда возвращаешься из дальних странствий. Или сумерки на закате дня, когда работа окончена, обязательства выполнены и можно наконец отдохнуть. Добро пожаловать к родному очагу.

— Джон, я не хочу обратно.

— Я знаю, Росс. Я тоже это чувствую. Будто… будто мы играли, а теперь игра закончена u мы возвращаемся… домой.