Плач Стали

– Пергаменты на предъявителя есть? – спрашиваю без особой надежды. Ну, да, читал о чём-то подобном и в принципе согласен с ведуном, что должны бы уже появиться первые векселя, только как они называются?

Заострённая физиономия Хоря ещё более заострилась, колдун угадал. – Конечно же, есть. Условия обычные, моя маржа гривна сразу и по гривне за неделю сохранения…

Я неучтиво выхватил готовую роспись из женской руки. – Пойдём отсюда. Кстати, Хорь, когда пойдёшь доносить, подумай по дороге, с чего это жена городского ратника готова платить лесовику три гривны…

– Да мы вот прямо сейчас у тебя и спросим! – Купчина неожиданно зычно гаркнул. – Эй!

Меч из ножен, лёгкий взмах, сивая бородёнка частью опадает на пол, частью остаётся на кафтане бизнесмена. В торговое помещение бочком, пригнувшись в служебном проходе, втискивается первый верзилушка, второй угадывается за его необъятными плечами.

– Э…, – собрав глаза в кучку и вниз, Хорь уставился на собственные волосья. Поднял лицо к амбалам. – Ну чего припёрлись?! Заняться уже нечем?

– А…, – растерялся парниша.

– Идите к себе, да не бездельничайте! – Строго молвил начальник. – Проверю!

Бугаи покинули офис, купец обратил на меня подобревший взор. – Так отчего, говоришь, жена городского ратника на такое пустилась?

Я степенно возвращаю меч в ножны, делаю первый прозрачный намёк. – Эта и последующие расписки без маржи с моим приварком в гривну за каждую.

– Сколько всего ожидается сделок? – заинтересовался деловой человек. Я с показной скукой обратил взор на потолок. Он поскрёб подбородок, досадливо отряхнул с живота волосы. – Допустим, всего десять гривен, но чтоб все сделки – мои.

– Сорок? – обращаюсь к потолку с вопросом.

– Да ты что?! – Он прихлопнул по столу ладонью, но сразу взял себя в руки, – пятнадцать.

Горестно вздыхаю. – Прими добрый совет на прощанье – не ходи доносить.

– Двадцать? – он торопливо проговорил мне в спину, я неуверенно задержался, – пять! Двадцать пять, и мои голодные дети вместо ужина будут молить богов за великого лесного вождя!

– Хорошо, пусть вместо ужина – объедаться на ночь вредно, – я нехотя обернулся. – Позови-ка тех двоих да ещё кого-нибудь пошли пригласить клиентов.

– Эй, бездельники! – Хорь возвысил начальственный голос.

* * *

Хозяин предложил располагаться, снял шапку, скинул полушубок, оружие, конечно, обратно прицепил. Занялся делами с комфортом, но в противоречивых чувствах. Гривна – просто сумасшедшие деньги, большинство домохозяйств в Обвальном столько не стоят, а тут целых три – фактически пожизненная кабала. Нужно очень дорожить родным человеком, чтобы на такое решиться. Тем более когда дорогой человек вдруг оказался настолько дорогим, ещё и неудачником вдобавок.

На хозяек было больно смотреть, мне пришлось приложить все душевные силы, чтоб не выпасть из образа – чувствовал себя последней сволочью, кем на тот момент и являлся. Вся моя волчья натура возмущённо рычала – нужно просто разграбить поселение, никого не унижая! Зверя во мне тошнило от гуманизма, сил придавала одна мысль, что нужно думать о будущем своих людей, ведь я человек!

Приказчики приводили встревоженных тёток и дедов, я жёстко, не выбирая учтивых оборотов, вводил в курс и ставил перед выбором. Заносчивые горожане не сразу могли сообразить, что там плетёт этот дикарь… и уползали сломленными холопами по жизни. Да мне и дела-то особенного не осталось, их уже надломила цивилизация, когда Правда вырождается в право – ни одного лесовика просто не представляю на их месте!

Нужные настроения чёрной проказой расползались по городу, уверен – все они спешили запереть дворы, предупредить соседей… а то и не предупреждать, а занять на недельку деньжат или ещё чего-нибудь. Наконец, Хорь обслужил, а добры молодцы проводили последнего клиента, все, не сговариваясь, нацелили на меня задумчивые взоры.

Пора мне… краски потускнели, контуры съёжились, как на чёрно-белой фотографии над свечой, сквозь почерневшую бумагу прорвались языки пламени, обожгли, укололи, запылала кровь.

– Вот и ладушки, пойду я теперь до боярина вашего или как его там? – собственные слова прозвучали, будто из-под толщи вод. Вспышка ослепила, опустошила, очистила сознание, за окнами раздался первый истошно-жалобный собачий вой. Вот ведь, а раньше они выли не из-за меня! Или из-за меня? В том числе, так сказать, хех!

– Боярин у нас вечевой старшина, – пролепетал побледневший Хорь, – а боярин он всегда был, изначально. Выбрали вот в старшины, так у нас и старшинствует.

– Знаешь такого Свояту? Он кто у боярина? – снимаю меч со спины, выпускаю лезвие, ножны, как обычно, на пол.

– Приказчик его, купчина, – Хорь отвечает со всею готовностью.

– Точно не холоп?

Тот замотал мордой. – Советчиком стал недавно за разумение заморское. В младости хаживал много в страны закатные с отцом, да акромя науки мало что досталось ему от родителя, вот в приказчики взяли за учёность. От той науки вон – даже псам тошно, опять боярин казнит кого-то по его наущению.

– Пойду-ка, гляну, да и вы подходите за мной к боярскому терему, – говорю от дверей.

Глава 24