Плач золотой трубы

Потом они еще разок потанцевали, и Лена, как она представилась, согласилась, чтобы он проводил её.

Жила она далековато от центра, на улице, которая упиралась в совхозные виноградники. Но хорошо еще, что в той стороне, где располагалась и его воинская часть.

Дорогой он продолжал рассказывать о студенческой жизни и службе в армии, но уже как бы в прошедшем времени, «окончившейся для него ещё прошлой осенью». Кроме армейских баек, что веселили её, вспомнил и стихи.

Возвращался в свою часть точно на крылья, но вдруг на середине улицы его остановили трое ребят.

– К Ленке нашей клеишь? – спросил один и коротко, без замаха ударил под дых. Николай согнулся, скрючившись от боли, получил пинок под зад и полетел головой вперед в кювет. А потом подхватился и побежал.

Слышал топот сзади, ругань и обещание поломать ноги, если он еще раз здесь появится.

Но Николай не внял угрозам и через несколько дней появился снова. А перед этим зашел к Лене в салон и принес ей необыкновенно красивые желтые розы, которые купил на деньги, что откладывал на дембель. Хватило и на мороженое в одном из кафе.

Потом они гуляли у моря. На пляже было пусто и только две собаки весело носились по краю воды, да редкие отдыхающие на набережной с грустью смотрели в серую весеннюю даль.

Прощание у дома было теплым и многообещающим, но этому не суждено было сбыться.

Парни поджидали его в конце улицы, когда он уже подумал, что пронесло. Николай рванул назад, но запущенный в спину булыжник сбил его.

Мутузили чем ни попадя, а когда он уже перестал и сопротивляться, пообещали, что в следующий раз убьют. Это было сказано спокойно и убедительно.

Неделю он пролежал в госпитале, затянутый в корсет – одно ребро было сломано, а в другом трещина.

Когда выздоровел, несколько раз подходил к салону, издали, через стекло смотрел на Елену, но так и не зашел. А в конце апреле демобилизовался и уехал…

Учился, женился, развёлся, встречался с другими женщинами, снова женился, но всякий раз ловил себя на мысли, что всех своих подруг и жен сравнивает с Еленой, и каждый раз отмечал, что она лучше.

Помнил он и то, как было ему хорошо с ней, и в душе его девушка из Анапы так и осталась чем-то далёким, приятным и желанным.

…Но был еще и стыд.

С тех пор он ни разу не был в этом городе у моря. Изъездил всё побережье, но Анапу объезжал стороной. И вот, наконец, через 19 лет он появился здесь.

Их фирма заключила контракт на строительство нового корпуса для одного из санаториев и его послали посмотреть всё на месте.

Приехал он в город на своей машине, жил в небольшой частной гостинице. Два дня занимался делами, а на третий прогулялся к воинской части, где служил, постоял у ворот, прошел вдоль полутораметрового сплошного забора из камня, выкрашенного, как и тогда в желтый цвет. Нашёл и места, где перелезал через ограждение.

Сходил и к салону, только на этом месте теперь красовался магазин. А затем поехал на и памятную ему улицу, где почти ничего не изменилось – прибавилось лишь несколько новых домов, а старые стали вроде как ниже. И дом Елены стоял на своём месте, здравствовала и груша у забора, поблёскивая листвой.

Николай проехал в конец улицы, где были когда-то виноградники, но от них мало что осталось. Пологий взгорок был заброшен и порос травой.

Он оставил машину и пошел к дому Елены. Во дворе увидел женщину, позвал её и спросил:

– Здесь когда-то Лена жила, в салоне красоты работала, давно, правда это было. Не подскажете, где она сейчас?

– Это моя сестра, – сказала женщина, с интересом рассматривая его. – Но она здесь не живёт.

– А где? Она в Анапе?

– Да, она в городе, только живет на улице Серафимовича, а работает в санатории, в физкабинете, процедурной медсестрой. А вам, зачем Лена?

– Встречались когда-то, интересно увидеть.

Он вернулся в город, заехал на рынок, купил желтые розы, как тогда и поехал в санаторий, который назвала сестра.

Физкабинет нашел быстро, заглянул в дверь, увидел незнакомую женщину, спросил о Лене.

– Вышла, сейчас подойдет, – сказала та. – Но если вы на процедуры, то проходите, я обслужу.

– Нет, я не на процедуры, – сказал он, закрыл дверь и присел на скамейку напротив кабинета. То, что творилось сейчас в его душе трудно передать: была и радость от предстоящей встречи и стыд, за прошлое, но где-то, на самом краешке теплилась и надежда.

Елену он узнал сразу, как только она показалась в конце коридора. Встал и пошёл навстречу, преградил путь и подал цветы.

Она вскинула удивлённо голову, глянула ему в лицо, на секунду задумалась и … узнала.

– Николай, ты что ли?!

– Он самый. Узнала.

– Ну как тебя не узнать! Желтые розы, кроме тебя мне, вроде бы никто не дарил, а еще стихи читал, одно я до сих пор помню, как там: «Август. В тундре дороги топкие. Август. Месяц арктической грусти. И над белыми, белыми сопками проплывают белые гуси…». И потом ты так неожиданно исчез – это тоже памятно. Сколько уже прошло?

– Почти двадцать.

– Да, порядком, а вроде как вчера.

– Я поступил подло, и все эти годы мне было стыдно.