Плачущий ангел

Так вот, приехали к Серёге в гости четверо Любашиных братьёв, понятное дело, — тоже баптистов. А Люба в это время уже с двумя детишками и свекровью поехала навестить своих родителей. Братья были все как на подбор, они приходили к нам посмотреть, чем занимается их сродник. Все они были метра по два ростом, и в плечах хороши, так что Серёга на их фоне даже слегка терялся.

Пятеро мужиков в одном доме. Разумеется, сколько ни молись, а в магазин они пойдут обязательно. Взяли по бутылочке на брата и посидели вечерком. На следующий день ребята собирались уезжать обратно. А Серёга, наводя порядок, обратил внимание на количество пустых бутылок и не досчитался одной. «Братья, где ещё один пустой сосуд? Если Люба его найдёт, то всем нам мало не покажется». Народ подумал, представил последствия, и стал методично осматривать каждый уголок в квартире. Представляю, как пятеро здоровенных мужиков ползали на коленках по полу в поисках компрометирующей их бутылки. Вот так сестричка держала братцев в руках.

Одновременно с восстановлением нашего храма и Серёжина община стала строить у себя в городе дом молитвы. Серёжа приспособился торговать по электричкам книжками, изданными «библейским обществом», продавал их и на работе. Все до единой копейки из заработанного, он отдавал на стройку. К этому времени у него уже было трое ребятишек.

Кстати, он рассказывал мне об их американском благодетеле. Тот раза два в год приезжал к ним, показывал фотографии своих домов, подробно рассказывал об их стоимости, хвалился, что внучке машину купил за 300 тысяч долларов, а на стройку выделит 2-3 тысячи в год, да потом справками и отчётами мучает. Вот Серёжа и искал заработать на молельный дом.

— Серёга, — спросил я его, — а ты не боишься, что дом, который ты строишь, лет через пятнадцать превратят в какой-нибудь клуб собаководства?

И он мне ответил так, что я запомнил его слова на всю жизнь, и до сих пор руководствуюсь ими:

«Меня Бог не спросит за то, во что этот дом превратят люди, но он меня обязательно спросит за то, что я строил».

Через несколько лет, давно уже уволившись со станции (железной дороги, «железки», где трудился будущий батюшка Александр Дьяченко 10 лет), я на улице встретил одного из наших ребят. Мы обрадовались друг другу, разговорились, и стал я расспрашивать о сослуживцах.

— Живём хорошо, — отвечал он мне, — кредиты сейчас дают на (ж/д) станции всем старослужащим. Я вот машину себе новую взял, другие расширились, кто в двушку, кто в трёшку переехали, один из наших сейчас коттедж строит.

— А как Серёга? — спрашиваю, — он-то в трёшку наконец перебрался?

Товарищ, вздохнув, сказал: — А Серёга сошёл с ума.

У меня сердце ёкнуло: «Как сошёл? — А как же Любаша, дети?»

— Серж на днях уже шестого из роддома привёз. Представляешь? Люба, понятное дело, с детьми нянчится, а Серёга один работает. Какой ему кредит? Мы тут и так, и так прикидывали, ничего не получается. Так и живут вдевятером в двушке. А он и седьмого родит, я тебе точно говорю, — совсем тронулся мужик.

Я слушал моего товарища и с радостью думал:

«Господи, как хорошо, что у нас ещё остались такие «сумасшедшие», как наш друг Серёга».

Спас Оплечный

Чем дальше идёшь, тем больше поражаешься, а потом привыкаешь, и больше не поражаешься, потому что входишь в параллельно идущий поток земного и Небесного.

Как говорит мой знакомый батюшка: «мы живём на земле, а работаем на Небе»

По-разному приходят в храм иконы, и в связи с радостными событиями, и в связи с грустными. У каждой своя история, и тоже, иногда радостная, а порой грустная, как и у людей, с судьбами которых они связываются неразрывно.

Икона в интерьер не вписывается

— Батюшка, Вас просят выйти, — это зовет меня алтарница, матушка Вера, — там молодая пара пришла, хотят с Вами поговорить, по-моему, они икону принесли, — уточняет она.

Выхожу из алтаря.

Молодой человек показывает мне образ Пресвятой Богородицы середины XIX века в старинном киоте. Образ хорошей сохранности, словно написан всего с десяток лет назад.

— Батюшка, — обращается он ко мне, — у нас бабушка умерла, а её икона нам досталась. Вот мы и решили принести её в храм.

Конечно, радостно, что приходят такие замечательные образы, но почему они принесли её нам, а не оставили у себя как память о родном человеке. В ответ слышу:

— Эта вещь, к сожалению, не вписывается в интерьер нашей квартиры. Мы уж и так и так смотрели, ну нигде не подходит.

— Ребятки, а ведь эту икону держали в руках как минимум ещё пять — шесть поколений ваших предков. Она связывает вас с ними. Может, всё-таки передумаете, оставите у себя?— спрашиваю с робкой надеждой.

— Нет, нет, батюшка, мы уже решили, ну не выбрасывать же нам её, правда? Так что забирайте, — категорично завершили они разговор.

И ещё один образ обретает пристанище в нашем храме.

Семейная реликвия и другие иконы — подкачали и наказаны