– Поехали скорее. Мы можем не попасть на кладбище. Лика журналистка, писательница. Я думаю, очень многие захотят проводить ее в последний путь. Поехали, потому что там, судя по всему, соберется масса народа.
Сергей оказался прав: стоянка возле кладбища была битком набита автомобилями, вдоль обочины тоже впритык выстроилась очередь машин. Им пришлось оставить свои «Жигули» чуть ли не за километр от входа.
– Ты не замерзнешь? – поинтересовался Сергей, скептически оглядывая коротенькое черное пальтишко жены. – Сыро, ветер…
– Сереж, я не чувствую ничего. Все равно.
Незнакомые люди. Бледные лица. У некоторых в руках венки. «Дорогой коллеге». «Талантливой писательнице». «Любимой доченьке»…
Муж, как крейсер, проложил ей дорогу в толпе.
Возле установленного на возвышении гроба священник читал молитву.
В реальность происходящего было невозможно поверить. Маня оглядывалась по сторонам, как затравленный волчонок. Она то теряла надежду, то вновь ждала, что дурной сон закончится.
– Сегодня мы провожаем в последний путь нашего лучшего журналиста, – голос редактора «Ведомостей» звучал настолько тихо, что Маня с трудом разбирала слова. – Лика была очень смелым и принципиальным человеком. Она заплатила своей жизнью за то, чтобы преступники оказались в тюрьме. Мы никогда тебя не забудем, наша дорогая девочка!
«Мне же это снилось, – подумала Маня с ужасом. – Да, все было именно так. Это же кладбище, точно такие же слова. Мне следовало быть настойчивее, убедить Лику, что опасность велика. В ее смерти есть и моя вина…»
Муж с кем-то переговаривался, и Маня повернула голову.
Паша, оперативник. Вчера вечером он с ними беседовал, спрашивал, говорила ли Вронская что-либо о расследовании. В его глазах Мане почудилось разочарование, когда она сказала, что разговор на эту тему закончился, фактически так и не начавшись.
– Лицо у нее сильно изуродовано, – объяснял Паша Сергею. – Родственники отказались открывать гроб на кладбище. Мама Лики сказала, что дочь была красивой. Пусть ее и запомнят такой.
– Вы их нашли? – с ненавистью спросила писательница. – Или вы только хоронить людей умеете?
Паша покачал головой.
– Она не успела переговорить со следователем. Володя к ней собирался подъехать. Но не успел. Позвонили, сказали, что уже мертва. И еще начальник этот ее, кретин, уперся. Статью ее отдавать не хочет, говорит…
Но что именно сказал Андрей Иванович Красноперов, Паша объяснить не успел.
Шум, негодующие возгласы, звуки ударов.
– Ах ты, сукин сын! Да не дам я тебе статью, урод! Вчера еще сказал! – кричал редактор.
– Мань, он бьет следователя, – доложил Сергей. – Кажется, сильно бьет.
– Я не пойду тебе навстречу! Мне наплевать, что ты не можешь получить ордер на обыск редакции, а о совести не тебе говорить! Читай завтра газету, все узнаешь. Девчонку убили из-за тебя! Поэтому помогать тебе – извини-подвинься, ты понял?!
Следователь захрипел, и это еще больше разозлило редактора.
– Сегодня мы верстаемся, завтра утром газета в типографии, к обеду в продаже. Там все! Имена, фамилии, доказательства! Но хрен ты это все получишь!
С горем пополам дерущихся растащили.
Через полчаса на кладбище появился желтый холмик земли. С прислоненной к кресту фотографии безмятежно улыбалась Лика Вронская…
Руководитель пиар-службы Либерально-демократической партии Маша возвращалась с похорон Лики Вронской. Настроение у нее было ниже плинтуса. С журналисткой ее связывало лишь формальное шапочное знакомство. Пару раз она приглашала Лику на проводимые с участием лидеров партии мероприятия. Ее электронный адрес был в числе тех, по которым Маша осуществляла рассылку пресс-релизов. Отношения рабочие, исключительно профессиональные. Но Лике Вронской не было и тридцати. Смерть, да еще и насильственная, в таком молодом возрасте, не может не оставить горького осадка.
…Но куда в большей степени Машу волновала фактически заваленная Андреем Петровичем Семирским предвыборная кампания. Нервы у политика стали ни к черту. Он отказался от такой перспективной встречи с главными редакторами ведущих изданий. А ведь Маше стоило приложить немало усилий для того, чтобы получить согласие элиты печатных СМИ участвовать в подобном мероприятии. Но она старалась, понимая: плюсы Семирского не в прямом общении с электоратом. То есть с представителями трудовых коллективов тоже надо встречаться, без этого никуда. Но между работягами и Андреем Петровичем всегда будет дистанция. Он не является своим для этой аудитории, так как никогда не работал на заводе. Сын партийного функционера, он еще в институте стал делать успешную карьеру по комсомольской линии. Но журналисты его обожают. Семирский один из топовых ньюсмейкеров, его речь полна хлестких выражений, которые так и просятся в заголовки. И очень важно максимально использовать этот потенциал кандидата. Доверие народа к печатному слову велико, те очки, которые Семирский недоберет при личном общении с народом, он обязательно получит при благоприятных отзывах прессы.