Плакат в окне Сиднея Брустайна

Несколько часов спустя. В полутемной комнате угрюмая тишина и полный беспорядок. Сидней лежит, вытянувшись на полу, ноги у него под кофейным столиком. Одной рукой он схватился за желудок: у него приступ.

Рядом стоит бутылка виски и стакан. Когда боль становится нестерпимой, он тупо мычит какую-то песенку.

Вскоре у дверей квартиры появляется Глория, его свояченица, с небольшим чемоданом в руках. Это хорошенькая, как мы уже знаем, женщина лет двадцати шести, с удивительно свежим цветом лица — стопроцентная американка. У нее длинные волосы с кокетливо-беспечной челкой, как у первокурсницы. Одета она скорее с небрежным изяществом, чем со строгой элегантностью. С чемоданчиком в руке она больше всего похожа на студентку, приехавшую домой на воскресенье. Она стучит несколько раз, потом открывает дверь и входит.

Глория(озадаченная, вглядывается в полумрак). Сидней, ты тут? (Зажигает свет.)

Сидней(пьяно бормочет). Эй, не надо… Да будет тьма… Да сойдет ночь и покрывалом своим защитит нас от света… Погасите, погасите же свет!.. Вот так-то, Гете, старик! Да будет тьма, я что сказал! Ну… (узнав ее) Глория, привет!

Глория. Вот чудак-человек.

Сидней. Глория!

Она приподнимает его, тащит к дивану.

Сидней(поет).

У милой локоны вьются, вьются,
Глазками так и стреляет…

(Корчится от боли, едва выдавливая слова.)

Девчонка что надо, лучше не надо,
Но из тех, что гуляет!

Глория. Здорово болит, да? (Задумывается на секунду, затем идет к холодильнику, достает пакет молока.)

Сидней. Ничего у меня не болит!

(Снова затягивает, не вставая.)

У милой локоны вьются, вьются…

(Садится.)

Нет, не эту!

(Запрокидывает голову, как пес, воющий на луну, и запевает).

Зачем, зачем я так тоскую,
И сердце от тоски своей
В темницу запер золотую
С замком серебряным на ней.

Глория(подает стакан). Перестань, Сид. Ты же не пьян. Выпей вот лучше.

Сидней(думая, что это виски, пьет и плюется).

Ты помнишь тот чудесный вечер,
Когда, прижав тебя к груди…

Глория. В чем дело, Сид? Что случилось?

Сидней(открывая глаза). Неужели и ты не заметила грехопадения человека?

Глория. Ничего не понимаю.

Сидней. Эти усилия, эти ночные бдения, эта — прости за неудачное слово — эта (цедит сквозь зубы) страсть… Чего ради? Ради какого- то подонка на службе у сильных мира сего! (Беспечно.) А, не все ли равно! Люди вполне довольны собой и другими, так что оставь их в покое. Никого не трогать — вот и вся мудрость! (Подходит к двери, открывает ее и кричит.) Эй, Гермес, иди сюда, я готов перебраться через Стикс. (Поворачивается к Глории, строит гримасу.) Я отправляюсь к дьяволу, ясно? (Звонко хлопает себя по ляжкам, пародируя «черный» юмор.)

Глория. Тебе нужно лежать. Где Айрис?