Плаха да колокола

— Давай-давай. — Секретарь разорвал воблу рывком со злостью, куда девались его печаль и тревоги. — Умного совета не вредно послушать.

— В войне, дорогой мой, настоящей победы не обретёшь.

— Это как?

— Побеждённый склонит голову и затаится. А враг, оставшийся за спиной — двойная опасность.

— Уничтожить?.. Растоптать гадину!

— Последователи найдутся. Тайные! О которых ты и догадываться не будешь. Нанесут удар коварный, не очухаешься.

— Верно! — ударил кулаком по столу секретарь, покраснел, заметно стало его быстрое опьянение. — Что же делать?

Позабыв про воблу, неловко утёрся рукавом.

— Обратить врага в пособника.

— В пособника? Это что за хрень? Делишками тёмными попахивает. Не в друга же его превращать! Ты за словами-то следи.

— Не трогай всё же Трубкина, Василий Петрович… Пока, — приблизил лицо артист, заглянул почти с мольбой в глаза секретарю. — Силёнок он набрал, на верха выход имеет. С ним по-другому надо. Сам говоришь — паук.

— Паучище! Но мне Турин обещал помочь.

— Плох твой Турин.

— Что случилось?!

— В больнице доходит. Бандиты отстрелили его на железной дороге.

— Да что ж ты раньше мне не сказал! — попробовал подняться Странников, но ноги не слушались его. — Лучшего помощника я не знал! Вызывай Ковригина, я еду к нему!

— Ковригина? Шофёра, что ли?

— Вон телефон внутренний. Набирай гараж!

— Куда ж мы поедем, Василий Петрович? — покачал головой Задов. — Дурак я, конечно. Сразу надо было тебя известить про Турина, но, уверен был, что тебе самому все известно.

— Откуда? Я же неделю мотался по речке, — опустил тяжёлую голову на руки товарищ. — А там никакой информации… Там поспать по-человечески и то не получалось. Бабы, суки…

Он подозрительно смолк.

— Василий Петрович! — окликнул его Задов, осторожно коснулся плеча.

Странников крепко спал прямо на столе, тяжело посапывая.

— Ухайдакали казака крутые горки, — покачал головой Задов. — Куда ж тогда? Ему завтра… — Он посмотрел на настенные часы, — нет, уже сегодня и в больницу к сыщику, и с Трубкиным встречаться?.. Мне на Стрелку… Пусть спит. И я рядышком. Разбужу его, а он меня утром на машине подбросит. Вот и успеем кругом. Трубкин-то раньше десяти не заявится. — Кинул мрачный взгляд на оставшуюся водку в бутылку, вылил до капли в свой стакан, выпил, утёрся рукавом и побрёл к дивану: — Не проспать бы…

ХV

У больницы они всё же расстались. Странников, кивнув Ковригину, остановил машину.

— Вылезай, Григорий Иванович, — скомандовал он артисту, подавая руку. — Добежишь дальше сам. Негоже, чтобы секретарь губкома с тобой раскатывал да подвозил. Что народ на обваловке подумает?

— И на том спасибо, — махнул рукой Зотов, не огорчаясь, соскочил на землю. — Привет там Турину.

— Поправляется Василий Евлампиевич, — улыбнулся Ковригин, разворачивая автомобиль на пустынной дороге.

— А тебе откуда известно? — Странников даже вздрогнул.

— Ребята вчера сказали в гараже, ну я ночью и смотался к нему. Пропустили, документик-то всё храню, — и он показал из нагрудного кармана краешек красного удостоверения.

— Назад вернуться душа болит?

— Как прикажете.

— Служи, боец, — хлопнул его по плечу секретарь. — Здесь пока твоё место.

В больнице ещё спали, и Странникову пришлось несколько раз нервно нажимать на звонок у двери. Суетилась напуганная старушка, расспрашивала, пока ему не надоело, он оттеснил её плечом, но бежала уже дежурная сестра, узнав, ойкнула, покраснела, провожала до самой палаты.

Турин лежал один, хотя рядом пустовала прибранная койка.

— Оставьте нас, — ещё в дверях распорядился Странников и протянул руку приподнявшему голову Турину.

Выбритая до блеска голова наполовину в бинтах, глаза с тёмными кругами, но знакомая улыбка, удивлённая немым вопросом.

— Как же тебя угораздило? — не видя его рук, опустил и свою секретарь. — Я уж и не знаю, можно до тебя дотронуться?

— Лучше не надо, — продолжал тот виновато улыбаться.

— Сяду рядом? — примостился он в ногах. — Извини. Я без подарков.

— Да что вы, Василий Петрович! Благодарю за визит.

— Я ведь и не знал ничего! — зашумел он. — С наводнением закрутился. Вчера Задов сообщил.

Вошла женщина. Странников обернулся. Она поздоровалась, задержала на нём взгляд. Смутилась, заторопилась уходить:

— Я попозже с уколами, Васенька.

И исчезла, тихо затворив за собой дверь.

— Кто?

— Сестричка.

— Не похожа.

— У вас глаз острый, Василий Петрович, — улыбался Турин. — Знакомая моя. Разрешили ей в порядке исключения за мной присматривать, как себя вспомнил.

— Было и такое?

— Всё было. Страшное позади.

— Как сейчас?

— Надоедаю уже доктору.

— Ну?

— О выписке пока и слушать не желает.

— Ты толком расскажи, что произошло.

— Писали в газетах.