— Думай сам, но Демид уже не тот, — хмыкнул Козлов. — Откушивать его домашних харчей не надейся. И всё из-за вашей дотошности! Он чего возле саквояжа-то своего крутился?.. Он же нас угостить хотел, а вы его рассердили! И советую впредь, теперь берите пример с меня, обращайтесь с ним вежливо и культурно, ему, оказывается, нравится. А то что такое?.. Демид — то! Демид — это!..
— Хорошо, — покачал головой Борисов. — Пошутили, и будет. Отрезков, конечно, объяснил вам наши трудности, о которых мне пришлось телефонировать?
— Я лично в этом не сомневался. — Козлов потёр нос основательно и озабоченно. — Статья 58-я — это не детские игрушки, в которые мы раньше забавлялись. Я чуял, что так просто всё не закончится. Слишком легкомысленно взирали наши начальнички на вздувшийся гнойник! Тут все повязаны одной нитью: и нэпманы, и чиновники, и партийцы. Невооружённым глазом видно…
— Больно зряч задним числом.
— Твердил я тебе, методы надо менять, общаясь с этими контрреволюционными саботажниками, — пропустил мимо ушей замечания Козлов. — А ты с ними цацкался.
— Что ж, морды бить станешь?
— Понадобится — рука не дрогнет! — зло отбрил тот. — Только начинать ещё рано. Давай, как и прежде, поделим меж собой наших заблудших овечек.
— Вот-вот! — обрадовался Борисов. — С Солдатовым занимайся сам. Он вчера чуть стены в камере головой не проломил, когда я объявил ему о 58-й статье.
— Животное, — зло усмехнулся Козлов, — его кулаком не проймёшь и револьвером не напугаешь. Подельники историю мне рассказывали, что случилось с ним перед самым арестом. Из Москвы возвращался он, а состав в железнодорожную катастрофу угодил. Несколько вагонов с рельсов слетело от столкновения с товарняком. Солдатов оказался как раз в том, который в щепки почти разнесло, трупы до вечера собирали, а его Бог миловал — сам на ноги поднялся и лишь царапинами отделался; его в больницу везти, а он вырвался и как ни в чём не бывало на ближайшую станцию помчался, в Астрахань спешил из-за той причины, что, опоздай он, денежный куш утратить мог из-за незаключённой сделки. Во жадности какой зверь, смертельный страх его не взял!
— Успел?
— Успел, кабы не Турин. Тот его на перроне и взял, прямиком угодил в тюгулевку.
— Турин, говоришь?
— Он самый.
— Толковый розыскник. О нём тоже всякую чушь брешут.
— Как же о нашем брате да не сочинить!
— Брешут, что смекалистых воров к себе в сыскари переманивает. Их знакомства и связи потом использует для ликвидации банд и неподдающихся авторитетов.
— С огнём играет.
— Был уже такой авантюрист по имени Видок, Париж мечтал от ворья очистить таким способом.
— У нас ему не выгорит, — хмыкнул Козлов. — Не той тонкой психологии наши жиганы. Им морду только бить, другой философии не признают.
— Говорят, получается у него с некоторыми… — Борисов уложил подбородок на ладонь, задумался.
— Ты всерьёз всю эту халабуду завёл? — вспыхнул Козлов.
— Сомневался я в нём поначалу здорово, а он мне неожиданно большую помощь оказал с несговорчивыми нэпманами да чиновниками.
— Вот я тебе их и отдаю, покладистых да гладих. Забирай Попкова, Дьяконова и остальных, дорабатывай с ними сам.
— Уже встречался. — Борисов отвёл глаза. — Упёрлись оба козлами! Особенно Попков! Дьяконов, тот вроде помягче, но… про статью 58-ю как услышал, такую ахинею понёс! И ведь рассуждения вёл с экономической подоплёкой, тетрадку с таблицами различными вытащил, там у него и про выгоду, и про уловы, и про прибыль… Ну, сущий Адам Смит[107]
.— Раз мягкий, говоришь, вот с него и начни! — бесцеремонно оборвал увлёкшегося приятеля Козлов. — А сломаешь его, Попков тебе уже не понадобится. Дьяконов у него в шестёрках был, поэтому весь расклад про то, как они взятки делили меж собой, от новоявленного Смита и получишь.
— Ну какие шестёрки!.. Скажешь! Это ж тебе не уголовники! У них своя психология и понятия имеются…
— Не мели чепухи!
— Дьяконов заместителем Попкова стал, когда тот на повышение пошёл в Саратов. Долю ему возил, не обманывал ни на копейку!
— Это откуда ж ты такой информацией разжился?
— Есть источник, но легализовать не могу. Не из той цепочки.
— Вот так, значит?.. — Козлов сдержал обуявшую злость. — А делился, значит, Дьяконов с начальником по-братски?
Борисов кивнул, ругая себя, что проболтнул вгорячах лишнего.
— Да, тяжко будет ему сдаваь своего приятеля! — Козлов прищёлкнул языком. — Но раз Дьяконов такой впечатлительный и душевный, на высокой его нравственности и следует сыграть.
— Можно пояснее?
— Женат этот местный граф Честерфилд[108]
?— Женат. Ребёнок малолетний на руках и отец-старик.
— Так это ж прямо находка! — Козлов начал потирать руки от нескрываемого удовольствия.
— Что ещё взбрело тебе в голову?
— Удача! Удача, мой друг, сама тебе в запазуху лезет, а ты ни ухом, ни личиком! — Козлов прямо-таки закружил, забегал вокруг приятеля. — Значит, делаешь так… У Кудлаткина берёшь одиночку. Пусть найдёт такую, чтобы вонь, сырость, крысы… В общем, у него для лиц, особо чувствительных, как твой Дьяконов, имеется ещё одна одиночка рядом — через стенку, только похуже…