Слова Барбары поразили Ирен, как только их смысл наконец дошел до ее сознания. Ей следовало бы иметь более достойные ответы на вопросы юриста. Ей следовало быть в курсе того, что делал ее сын в эти часы, куда ходил, чем занимался, с кем общался и проводил время. Тоньше чувствовать его настроение и физическое состояние, особенно в тот день.
— Это я виновата, — прошептала она. — Вы ведь знаете, как у людей порой бывает предчувствие чего-то нехорошего. Но тогда я ничего не почувствовала, то есть у меня не было никакого предчувствия. Совсем никакого. Мне казалось, что здесь, на новом месте, все наладится. Мы надеялись начать здесь новую жизнь. Я даже не представляла себе, что нас ждет. Не имела ни малейшего представления!..
Барбара Аарон подошла ближе, опустилась на корточки и положила руку на колено Ирен.
— Но вы же не могли…
— Не могла? — Ирен посмотрела на собеседницу. Элегантный костюм, красивые черные волосы, на шее жемчужное ожерелье. — Вы приходите ко мне и спрашиваете про жизнь моего сына. Вы, помощник прокурора, находитесь в комнате моего мальчика, спрашиваете о том, как он жил и чем занимался, интересуетесь, были ли у него друзья. А я, я сижу перед вами и не имею об этом ни малейшего представления. Я всегда думала, что мы с ним близки, что хорошо понимаем друг друга, а я даже не знаю, что он обычно делал после школы. Я понятия не имела, что Шэп был знаком с Эдгаром Сайлзом, я узнала об этом только на похоронах. Я ничего не знаю, мисс Аарон. Ничего не знаю.
— Все в порядке, миссис Стенли.
— Нет, не в порядке. Мать должна знать такие вещи. Просто обязана знать.
Рука Барбары чуть сильнее сжала колено Ирен.
— Вы не должны себя ни в чем винить, честное слово. Да что вы могли знать или сделать? Миссис Стенли, человек, который это совершил, сейчас сидит в тюремной камере. Он виноват, и ему придется ответить за содеянное. Люди разгневаны, миссис Стенли. Разгневаны. И они хотят справедливости. Я понимаю, что это звучит не слишком убедительно. Поверьте мне, это очень важно — наказать Дэниэла Роббина за то, что он совершил.
Ирен, образно выражаясь, ухватилась за хрупкие края мечты. Неверные края, которые обламывались, уступая место чему-то более твердому, жесткому, острому и реальному.
— Справедливости? — На ее губах появилось подобие усмешки. Она встала с кровати. — Мой сын мертв, и вы мне что-то говорите о справедливости? — Она вновь усмехнулась. — О какой справедливости можно говорить в подобном случае? Когда вор что-то украл, то похищенное можно вернуть владельцу. Если кого-то изобьют, этот человек может поправиться и вновь обрести здоровье. Но убийство! Убить мальчишку, почти ребенка? Справедливость? Я не знаю, черт побери, ничего ни о какой справедливости! Для меня это лишь пустое слово, которое люди произносят лишь для того, чтобы чувствовать себя лучше в отношении тех вещей, которые вы даже не в состоянии исправить!
— Миссис Стенли!..
— Разве я не права? Справедливость? Боже мой. То, чего я хочу, не имеет ничего общего со справедливостью. — Ирен тыльной стороной ладони вытерла губы. — Вы понимаете? Я жажду мести, и да поможет мне Бог, — произнесла она. — Хочу, чтобы тот, которого поймали и посадили в тюрьму, страдал. Хочу, чтобы он умолял пощадить его, чтобы он страдал так же, как мой мальчик, которого он лишил жизни. Пусть на шею этого мерзавца набросят петлю. Вот чего я хочу, мисс Аарон. Я бы с удовольствием нажала на рычаг и полюбовалась бы, как он болтается в петле. Вы понимаете меня? Вы в состоянии осознать такое? Если что и может называться справедливостью, то только это.
Из глаз Ирен брызнули слезы. Барбара осторожно обняла ее и погладила по спине, успокаивая, как малого ребенка.
— Успокойтесь, миссис Стенли, не волнуйтесь. Мы займемся Роббином, обещаю вам. Успокойтесь. Ему мало не покажется. А потом вы почувствуете, что все кончилось. Все будет хорошо, обещаю вам.
Глава 13.
Директор тюрьмы Тэб Мейсон лежал на обтянутой винилом скамейке. Над его грудью нависла штанга для отжимания. Было раннее утро, и из динамиков доносились слишком громкие звуки в стиле регги. Мейсон закрыл глаза, желая, чтобы музыка поскорей прекратилась. В наши дни люди больше не знают, что такое хорошая музыка, и от этого у него сейчас скверное настроение. Или же он просто не выспался. Всю ночь его мысли крутились вокруг Дэниэла Роббина. Приговоренный к смерти воспринял известие о предстоящей казни так, как Мейсон и ожидал: едва ли не равнодушно. Ни тени эмоций, за исключением, пожалуй, легкой иронии.
Мейсон напряг мышцы и вытолкнул вес штанги, сто пятьдесят фунтов. На пять фунтов больше, чем на прошлой неделе. Он какое-то время держал штангу, затем медленно ее опустил.
— Выдох!
Он выдохнул.
— Глубже!
Он посмотрел на свою блондинистую тренершу — серебристое эластичное трико выгодно обтягивало ее прекрасно накачанные ягодичные мышцы. Он платил ей тридцать долларов за час, чтобы она обучала его правильному дыханию.
— Теперь вверх.
Мейсон выдохнул и вытянул руки — одну черную и одну белую.