«Та близость, которая существовала между Вами, некоторые не видят в ней ничего особенного, считают ее обычным делом. Но это не так. Совсем не так. На детей часто не обращают внимания, о них забывают, так или иначе. Как раз это обычное дело, и это печально. Но только не у Вас с Шэпом — боже мой! Я не знаю, как Вы живете со своим горем, потеряв сына, не говоря уже о том, что Вы нашли в себе силы простить того, кто отнял его у Вас».
Ирен прикусила изнутри щеку. «Я не жила со своим горем», — подумала она. Все эти годы прошли для нее в ступоре. «Я была как ходячий мертвец, или как там выразилась Блисс?»
«Я уже давно хотел попросить у Вас прощения за то, что случилось в тот день. Но я не знал, как это сделать. В любом случае никакие извинения не в состоянии вернуть Вам сына или уничтожить ту боль, которая поселилась между тем мгновением, когда прогремел выстрел, и настоящим днем. Попросить прощения — это ничего не значит. Это даже хуже, чем ничего. Потому что в таких случаях люди обычно рассчитывают, что теперь все будет нормально. Но это неправда, и я точно это знаю. Даже когда Вы говорите, что простили меня, я знаю, что это ненормально. Потому что и дальше будут новые дни рождения и новая боль из-за того, что Шэп не становится старше».
Ирен попыталась сглотнуть застрявший в горле комок, затем оторвала глаза от письма. «Он знает, где у меня самое больное место», — подумала она, вытерла губы и, прежде чем сложить вместе половинки последней страницы, набрала полную грудь воздуха.
«Я представляю, как Вам одиноко, миссис Стенли. Я в этой тюрьме уже давно и еще ни от кого не слышал, чтобы кто-то поступил так, как поступили Вы. По крайней мере, не от заключенных вроде меня. И я это хорошо понимаю. Потому что так и должно быть. Это вписывается в известную мне картину мира. Однако, проведя два последних месяца в размышлениях на эту тему, похоже, я пришел к выводу, что иногда посреди ненависти наступает время, когда человек понимает, что дальше так жить нельзя. Он должен перебороть себя или умереть. Возможно, именно это и вынудило Вас написать мне и сказать то, что сказали. Быть может, в конечном счете я сделаю то же самое. Я не знаю, но, как уже сказал, я был потрясен до глубины души».
Ирен закрыла глаза, ощущая, как в ее груди нарастает какое-то смутное, неосознанное чувство. Скорбь, да. Но что-то еще, что-то более сильное и упругое.
«Как бы то ни было, я хочу, чтобы Вы знали, что я прочел ваше письмо и надеюсь, что Вы нашли в себе силы преодолеть горе и жить дальше; что Вы нашли жизнь в этом мире, и я знаю, что она прекрасна за стенами тюрьмы, даже несмотря на то, что такие люди, как я, порой крадут у других самое дорогое».