Пламя Атлантиды

— Аларикс… — прошептала она, уверенная, что верно истолковала слова погибшего. Сдернула маску с бездыханного тела и поняла, что еще не встречала этого мужчину в дворцовых коридорах. Нападение? Два наемных убийцы, один для Фланигуса… другой для нее?

Вся кровь ударила ей в виски. Во дворце царила неестественная тишина, и Латима поспешно натянула платье, разжала пальцы, сжимающие меч. При мысли, что начался дворцовый переворот и Аларикс в опасности, ее прошиб холодный пот. Не отдавая себе отчета, сжимая рукоять меча, Лучезарная распахнула двери, следуя в тронный зал. Замерла в дверях, обескураженная отсутствием охраны, ворвалась в комнату, готовая изрубить насмерть любого, кто на нее нападет… и замерла на пороге, не в силах поверить увиденному. Аларикс вальяжно развалился на троне, потягивая вино из богато инкрустированного кубка. Четыре ночные тени, в черном с головы до ног, как по команде обнажили мечи, поворачиваясь в сторону растерявшейся воительницы.

Аларикс смерил девушку долгим взглядом. В его глазах не таял лед, а губы сейчас были насмешливо сжаты.

— Даже смерть бежит от тебя, Латимея, — с неуместной грустью протянул он. — Придется, стало быть, попрощаться с твоей свободой…

ГЛАВА 12

В тот день, когда Дмитрий Савичев впервые увидел Лаэртию Справедливую, он не мог сказать сам себе, какие именно эмоции в нем вызвала эта надменная девчонка, которая изо всех сил пыталась казаться взрослой и, надо признать, в этом преуспела. Красивая? Несомненно. Эта раса обладала просто уникальной красотой. Как мало времени понадобилось, чтобы начать воспринимать вещи, как должное — всего лишь несколько дней в лагере Оцилл, среди этих циничных красавиц с холодными сердцами и жаждой мужской крови. По завершению своего частично увеселительного времяпрепровождения в лесной общине он уже перестал удивляться экзотической внешности амазонок, мог даже позволить себе со скрытым злорадством делить их на «ничего» и «так себе».

Его утомила дорога, но он старался этого не показывать. Серые предрассветные сумерки сделали очертания деревьев более четкими, яркие звезды постепенно тускнели, утренняя прохлада проникала под кожу. В попытке согреться Савичев сделал несколько отжиманий от дощатого пола повозки, но эта упрощенная тренировка была прервана нацеленными в лоб копьями оставшихся в повозке воительниц. После ночного происшествия с него не спускали глаз, и градус дружелюбия значительно понизился. Проницательные девы лесов просчитали их с Ведикусом махинацию в два счета. Роксана больше не появлялась, демонстрируя этим свое презрение, но Дмитрий уже и думать о ней забыл. «Пора выбираться из этого древневековья, — думал он, наблюдая сквозь прореху в куполе повозки занимающийся рассвет, — надеюсь, эта воспетая всеми подряд матриарх будет сговорчивее, и я попаду в храм Бога времени»…

Лесной массив закончился неожиданно резко, и теперь их путь пролегал по травянистой равнине. Сумерки замерли в одной точке, не позволяя рассмотреть больше, да и узкий периметр прорехи скрывал видимость. Кажется, ему все же удалось задремать под мерное покачивание повозки, а когда он открыл глаза, первые солнечные лучи озарили притихший пробуждающийся мир. Как оказалось, здесь присутствовали аналоги окон, и когда одна из девушек потянула за резные шнуры, повозку залило призрачным светом яркого солнца. Савичев буквально подскочил на месте, прогоняя остатки полусна, завороженный открывшейся взору картиной.

Вдалеке виднелась ласковая гладь океана, лучи занимающейся зари превратили его в расплавленное золото. Высокие опоры акведуков расходились стрелами в стороны, крыши и дворцовые купола города еще тонули в утреннем тумане — его трудно было рассмотреть издалека. Гряда невысоких гор тянулась дугой к подножию Атланты. «Полуостров», — отметил Савичев, не в состоянии оторвать глаз от этого первозданного великолепия. Больше всего на свете он сейчас жалел о том, что при нем не оказалось хотя бы старого мобильного телефона с самой простейшей камерой. Если бы ему удалось запечатлеть это великолепие!

Со злости он ударил кулаком по дощатому полу. Ему даже не пришло в голову, что этот телефон у него бы отобрали в первую очередь. Пока же Савичев подавил вспышку негодования и жадно вглядывался в древнюю архитектуру. Аналогия с Дубаем и отелем «Парус» уколола воспоминанием. Он непроизвольно успел разделить свою жизнь на «до» и «после», и сейчас его цивилизованный мир, такой далекий и недосягаемый, казался практически сном. Даже мысль о том, зачем он со скрупулезностью ученого отмечает детали архитектуры и природного ландшафта, вызвала недоумение. Что, если он никогда не сможет вернуться?