ПЛАМЯ ДАВНИХ ПОЖАРОВ

Внимательно осматривают разрешение, и я трогаюсь дальше, до следующего патруля.

Город напоминает военный лагерь” («P.C.», 24.2.1905).

Военное положение было введено отнюдь не для защиты армян. Его не было ни во время погрома, ни в последующие дни. Однако резня привела к неожиданному для властей результату: явное, открытое попустительство и провокация администрации вызвали всеобщее возмущение.

“Отчего власти своим вмешательством не положили конец уличной резне?

Вот вопрос, на который бакинское общество - резолюциями съезда нефтепромышленников, общего собрания присяжных поверенных, частного совещания гласных думы и общим голосованием бакинской интеллигенции, без различия племени, дало негодующий ответ:

– Власти бездействовали” (там же, 22.2.1905).

Начали собираться многотысячные митинги. Выступали представители всех национальностей, говорили, что никакой вражды между армянами и мусульманами не было и нет, а происшедшее - провокация самодержавия. Требовали наказания истинных виновников. Произносили революционные речи. Тогда-то в Петербург из штаба корпуса жандармов полетели отчаянные телеграммы: “Третий день в общественном клубе происходят открытые заседания для желающих, где члены революционного комитета взывают сбросить самодержавие и с оружием в руках смело двинуться в кровавый бой… Полиции не существует; власть в беспомощном состоянии. Благомыслящие русские просят защиты, так как все, кроме них, вооружены и сейчас преступное сборище в 3000 заседает в центре города.

Генерал-майор Медем”.

На следующий день (17 февраля):

“В Баку анархия: вчера на собрании учитель Васильев взывал к убийству царя и уничтожению всего романовского дома. Заседание Думы по неотложным вопросам не состоялось, вследствие скопления евреев, агитаторов-армян, пытавшихся произносить революционные речи… Подготовляется трехтысячное собрание в цирке, а в общественном собрании - гимназистов под руководством учителей. Губернатор присужден к смерти. Если не будут приняты самые серьезные меры, положение станет критическим.

Генерал Медем”. («Рабочее движение…»,стр 85).

Теперь-то, когда возникла угроза самому режиму, министр внутренних дел Булыгин делает доклад царю (18 февраля). Мрачными красками рисует он (на основании вышеприведенных телеграмм) разгул анархии в городе, особо подчеркивая опасность, грозящую безоружным русским людям от вооруженных туземцев. “Власти же пребывают, по-видимому, в панике и беспомощной растерянности”. Вывод: необходимо ввести в Баку военное положение.

В тот же день следует высочайший указ Правительствующему Сенату об объявлении на военном положении города Баку и Бакинской губернии.

В эти примерно дни большевик А.Стопани пишет В.Ульянову письмо из Баку.

тчитавшись в партийных делах, он заканчивает постскриптумом - буквально криком души:

“Ужасный город и нравы. Нельзя быть уверенным за жизнь. Сообщают, что уволенный полицеймейстер Деминский (один из организаторов бойни) укрылся в татарских кварталах, где к нему ходят на поклонение шайки фанатиков, организаторов бойни и охраняют его, что местные богачи Ашурбеков, Ашуров и пр. бросают десятки тысяч на вооружение для татар. Подпольная деятельность полиции продолжается… Организовался отдел Русского собрания во главе с попом Юницким и жандармским полковником, ведут усиленную агитацию среди русских против армян, евреев и пр. Местной прокуратурой установлено близкое участие в подготовке к резне жандармской тайной полиции. Она считается главным виновником. Это говорилось открыто.

Ожидается со дня на день мобилизация”, (журн. «Пролетарская революция», 1925, №5(40), стр.25-27).

Тем временем приставы пошли с обысками по караван-сараям, и два десятка нищих нукеров (слуг) лавок, в чьих сундуках нашли армянские вещи, были посажены в тюрьму. Обыватели могли успокоиться, глядя на “торжество правосудия”

Однако истинные виновники резни напрасно думали остаться безнаказанными. Накашидзе был действительно осужден к смерти общественным мнением и официально приговорен партией Дашнакцутюн. Сразу же после резни бывший бакинский городской голова Новиков послал генерал-губернатору телеграмму: “Я знаю преступника и считаю своим священным долгом указать его имя - вы автор резни. Вы хуже Иуды, потому что Иуда удавился, а вы находите возможным жить… Пусть ваше имя будет проклято вовеки.” (цит. по: «Гракан Терт», 9.2.1990). В городе распространилась уверенность, что Накашидзе, Мамедбеков и Деминский будут убиты (см.: «С.О.», 21.8-1905). Испуганный губернатор заперся у себя в доме и старался никуда не выезжать (см.: «СПб вед.», 18.5.1905). Но все оказалось напрасным. 11 мая 1905 года в Баку, на Великокняжеском проспекте, в генерал-губернаторский фаэтон была брошена бомба. Взрыв был настолько мощный, что убило, кроме губернатора, двух персов-разносчиков и смертельно ранило татарина-фаэтонщика. Террорист скрылся. Это был дашнакцакан Дро Канаян*, впоследствии ставший военным министром Республики Армения. За губернатором последовали его подчиненные: приставы Микеладзе и Шахтахтинский были убиты, Мамедбеков - ранен.