Пламя грядущего

На шестой день до июльских нон мы прибыли в Везеле и соединились с войском французского короля, и там я увидел такое количество народа, какое, наверное, никогда не собиралось прежде в одном месте. Невозможно исчислить это невиданное множество рыцарей, лордов, оруженосцев, военачальников, лучников, метателей из пращи и копьеносцев, маркитантов и слуг, а также нагруженных повозок и осадных орудий. Огромный стан простирался так далеко, насколько видел глаз. Начальник королевских арбалетчиков, некий Турпен, человек, весьма сведущий в военной науке, сказал мне, будто примерно подсчитал и оценил величину этого громадного войска, англичан и французов, и что общее число получается никак не меньше восьми тысяч человек, из них более тысячи – рыцари и оруженосцы.

Два дня мы провели в Везеле, и к тому времени Артур перестал печалиться и скучать по своей жене, которую оставил беременной, и ходил по округе, охваченный умилением и восхищением. Я удостоился чести играть и петь перед лицом двух королей и впервые увидел короля Филиппа-Августа Французского, человека двадцати пяти лет. Хотя он был на восемь лет моложе Ричарда, но казался старше его. Он был такого же высокого роста, как и Ричард, хотя и не столь хорошо сложен, с тонкими, редкими волосами, полнокровный, с пятнами фурункулов, что указывало на вспыльчивый темперамент. Во всех отношениях он выглядел как настоящий король, правда, все же не мог равняться с Ричардом, ибо Ричард был крупным и видным. Филипп был явно себе на уме, производил впечатление хитрого и скрытного человека. У него был очень проницательный тяжелый взгляд сине-зеленых глаз. Он почти не мигал, как все люди, а когда смотрел на вас, вы невольно испытывали смущение и вскоре с удивлением обнаруживали, что ерзаете и вертитесь на месте, подобно человеку, отгоняющему мух. Я слышал, что ему нравится окружать себя персонами незначительными, в преданности которых он мог не сомневаться. Поскольку они были обязаны ему своим высоким положением, он легко мог управлять ими. Но об этом я не берусь судить. Похоже, он остался вполне доволен моим пением. Тем не менее он подарил мне всего лишь простой серебряный кубок малой ценности…

Мы покинули Везеле ранним утром на четвертый день до июльских нон, миновали владения герцога Бургундского, а затем двинулись по направлению к Лиону и Валенсии, и везде, где мы проходили, нас встречали толпы горожан и сельских жителей, стекавшихся подивиться на воинство, столь великое числом. Многие довольно грубо поносили нас за то, что мы вытоптали их поля, и много вспыхивало по дороге стычек, ибо некоторые из пилигримов не могли удержаться от воровства или мародерства, вопреки приказу обоих королей. Проклятия и пожелания, что нам следует отправиться в ад, а не в Святую Землю, раздавались чаще, чем крики радости.

В Лионе с нами случилось прискорбное происшествие, когда рухнул мост через Рону и многие попадали в воду. Одни посчитали это дурным предзнаменованием, другие, напротив, утверждали, будто нам подан добрый знак, поскольку утонуло только двое из всей армии, и сей факт как бы показывал, что на войне мы понесем небольшие потери. По приказу короля Ричарда рыбаки и местные жители пригнали много маленьких лодок, и таким образом оставшаяся часть войска переправилась через реку.

Мы достигли Марселя в конце июля, и там меня ждал приятный сюрприз, ибо я встретил двух старинных друзей, с которыми почти не надеялся когда-либо вновь свидеться. Понс де Капдюэйль прибыл туда в компании Гильема де Танкарвиля, обер-гофмейстера Нормандии, отца того молодого человека по имени Жерве, в обществе которого я оставил его в последний раз за игрой в кости. Понс сказал, что, поскольку Жерве обращался с ним с подкупающей предупредительностью, он обосновался в Руане и они стали близкими друзьями. Он уступил настойчивым просьбам де Танкарвиля отправиться вместе с ним в крестовый поход. Потом он напомнил мне, что со времени известной игры в кости я остался должен ему кое-что, а я, употребив те самые выражения, благодаря которым он столько раз надувал меня в прошлом, обняв его за плечи, сказал: «Увы, дорогой Понс! Я забыл кошелек дома, но дай срок, и, Бог свидетель, я верну долг с лихвой». В ответ он рассмеялся, пожалуй, несколько уныло. На том дело и закончилось.

Еще одним старым другом был мой бывший наставник, прославленный Пейре Видаль, принц среди трубадуров. Он жил, окруженный пышной роскошью, при дворе господина Барраля де Бо, виконта Марсельского, и пришло время поведать, по причине какого безрассудства, впрочем, обычного для него, ему пришлось покинуть сие уютное гнездышко и выступить вместе с нами в поход.