Расстроенная, Бетти не решилась настаивать. Да и зачем? Джон уперся как баран и только больше разозлится. Она устала, постоянно пытаясь спасать свой брак и открывать Джону глаза. Оставалась последняя надежда, что от переезда в Глазго их жизнь изменится. В Глазго он не будет одержим желанием мести и мыслями о нехватке денег. У него появится возможность заинтересоваться чем-то другим, и он наконец повзрослеет. Но в любом случае Джон собирался оставить после себя руины. Бетти подумала о Скотте, и сердце ее сжалось. Помимо уважения и симпатии, которые она всегда испытывала к нему, ее восхищало и то, каким главой семьи он стал. Ей было очень хорошо в Джиллеспи, а теперь его двери будут для нее закрыты, и она заранее жалела о многолюдных, гостеприимных застольях, о красоте поместья, о доброте Кейт и Мойры. Что же делать, как предотвратить эту катастрофу? Помогло ли Скотту ее признание о том, что задумал Джон? Расстроившись, она попыталась отвлечься и подумала о должности, которую только что получила. Работа в театре откроет ей новые горизонты и даст новый заряд энергии.
– Не грусти, – сказал Джон, подходя к ней и целуя ее в шею, чего никогда не делал раньше.
– Пожалуй, Глазго – не такая уж плохая идея. Значит, попробуем начать сначала?
Он все-таки внял ее словам, и у Бетти появился слабый проблеск надежды.
Скотт погрузился в созерцание гравюр, украшавших кабинет. Он помнил их наизусть еще с тех пор, как ребенком навещал здесь отца, цепляясь за руку матери и робея. Тогда ему было лет семь-восемь, и Ангус в его глазах управлял странным миром огромных медных кубов, дубовых бочек и груд сохнущего ячменя на солодильных настилах. Потом умерла мать, и Скотт много лет не был дома, и только когда он стал подростком, отец начал забирать его по субботам из интерната. Уже в то время Ангус посвящал его во все подробности превращения зерна в алкоголь. Объяснял, каким образом собранный на поле ячмень, сначала замоченный, потом пророщенный и высушенный на торфяном огне, превращается в солод. А дальше шли рассказы об искусстве перегонки методом выпаривания, о конденсации паров… Скотт слушал со страстным вниманием, и слова отца отпечатывались в его памяти. В конце дня Ангус давал ему глоток виски у себя в кабинете, а Скотт должен был описать его вкус. Эти необычные уроки возмущали Мойру, но Скотт таким образом постигал свою будущую профессию. Конечно, как у любого подростка, у него был период, когда он бунтовал против навязанного ему прекрасного будущего и заявлял, что станет врачом. Но эта идея не получила понимания, и почти против своей воли он вернулся к виски. Как только Ангус почувствовал, что сын определился с выбором, он частично передал ему управление, а потом и акции винокурни – возможно, для того чтобы привязать его к ней окончательно.
Скотт перевел взгляд на медные бра, панели из светлого дуба, на витрину, где были выставлены разные бутылки с односолодовым виски Джиллеспи, сваренного здесь, в Гриноке, или в Инверкипе. Из двух семейных винокурен Гринок была главной и более старой. Той, которую каждое поколение поддерживало в неизменном виде. Ангус не поддался ни на уговоры ревнителей прогресса, ни на выгодные предложения о продаже. Он оставил неизменным кустарное производство виски, и его выбор вскоре себя оправдал благодаря тому, что на фоне крупных промышленных групп все большую популярность у клиентов приобретала продукция маленьких семейных предприятий. К сожалению, такой человек, как Мак Делл, неспособен это понять. Он будет добиваться максимальной рентабельности в ущерб качеству – такая перспектива была для Скотта неприемлема. Но больше всего его приводила в ярость мысль о том, что Джон выбрал этого покупателя неслучайно – очевидно, у Мак Делла было достаточно наличных средств. Мистер Форбс наверняка выяснил это заранее.
Однако пора было возвращаться домой. Его ждала Кейт, дети и Мойра с ужином. Накопившаяся усталость – не причина, чтобы взваливать на других свои проблемы, которые держат его, как в тисках. Скотт встал и позволил себе ослабить узел галстука, уверенный в том, что большинство сотрудников уже ушли. Пока он нащупывал в кармане ключи от машины, на его телефоне высветилось сообщение, что звонит Грэм.
– Привет, старик! – послышался голос друга. – Вот звоню узнать, как ты.
– Работы по горло.
– Понимаю. Видишь ли, я пытаюсь найти для тебя кредит, но все кредиторы требуют гарантий, а ты не хочешь их давать.
– Вроде залога недвижимости? Но я уже отказал в этом своему банкиру.
– Я знаю и не настаиваю. Как себя чувствует твой зять?
– Завтра его выписывают из больницы.
– Прекрасно! Вот видишь, все не так плохо.
– Кстати, спасибо за Бетти – она просто с ума сходит от радости, что получила эту работу.
– Не за что. По крайней мере, решили одну из твоих проблем.
– Если бы она была единственной…
– А я всегда считал, что у тебя слишком легкая жизнь! Сам бы я не отказался от роли наследника!
Звучный смех Грэма заставил Скотта улыбнуться, и он признался:
– Ты знаешь, как утешить.
– Можно напроситься к вам на ужин в ближайшее время?