Пламя и кровь

Филип дремал с морфиновой помпой в правой руке, в то время как левая была обездвижена капельницей. У его постели сидела Амели, сменившая Малькольма, которому она предложила сходить куда-нибудь поесть. Она всегда ощущала неловкость в присутствии молодого человека, который жил с ее сыном, и теперь предпочла остаться одна. Ей так и не удалось привыкнуть к мысли, что они – настоящая пара, и выбрать определенную линию поведения. Зато она долго рассматривала картину, купленную Скоттом, и даже, слабо разбираясь в живописи, почувствовала, что у Малькольма несомненный талант. Скотт это понял, а она – нет. Скотт стремился их поддержать, а она – нет. А она всегда хотела помогать Джону, с самого его рождения!

– Мама? Пить…

Амели поспешно взяла с тумбочки стакан, осторожно приподняла голову Филипа, и он сделал несколько глотков.

– Тебе больно?

– Не очень.

Однако его лицо тут же исказила гримаса.

– Не терпи боль, нажимай на помпу.

– Я знаю… Где Малькольм?

– Ушел поесть.

Гримаса Филипа превратилась в улыбку.

– Это ты его уговорила? У меня не получилось, он отказался уходить… Но я не хочу, чтобы он проводил здесь все время…

– Я виделась с твоим врачом; он пообещал, что тебя выпишут через несколько дней. Вот приедешь домой и отдохнешь.

– В Джиллеспи? Ты называешь его «домом»? Я думал, ты собираешься уехать оттуда, после того как вывезешь всю обстановку…

– Какая нелепая мысль! Не говори таких вещей, я не собираюсь обсуждать это с тобой.

– Конечно, не сейчас, я устал.

– Ни сейчас, ни потом. Надеюсь, ты не станешь объединяться с остальными?

– Против тебя не буду, мама.

– А против Джона?

– Он заставляет тебя делать черт знает что…

Филип закрыл глаза и мгновенно заснул. Амели продолжала смотреть на сына, вслушиваясь в его неровное дыхание. Он избежал смерти под колесами безумца, ненавидящего геев. Что она знала о его жизни в Эдинбурге? О комиксах, которые он сделал своей профессией? О его друзьях, амбициях и мечтах? Точно так же она могла бы сидеть около него в морге, осознавая, что слишком мало интересовалась им. Наклонившись к своей сумке, она достала банку с «шортбредс» – песочным печеньем, специально приготовленным утром Мойрой, которая пояснила, что испекла его с шоколадными капельками, как любит Филип. Амели ничего об этом не знала, и ей стало стыдно. Она отвернулась от сына из-за его сексуальных предпочтений. А ведь считала себя женщиной широких взглядов…

– Я вам не помешаю? – шепотом спросил Скотт, входя в палату.

– Нет. Но он заснул.

– Передайте Филипу, что я заходил. Как он?

– Могло быть хуже, по словам врачей.

– Я очень рад за него.

– Тогда уж порадуйся и за беднягу Малькольма – на нем просто лица нет.

Скотт бросил на Амели быстрый взгляд, удивленный тем, что это может ее волновать.

– Я не могу остаться. Вот, передайте ему это от меня.

Он положил на тумбочку пакет с логотипом книжного магазина.

– Спасибо. Очень мило с твоей стороны, – заметила Амели.

На этот раз она увидела в его глазах веселый блеск. Скотт повернулся к двери, но она его удержала.

– Как тебе удается всюду поспевать?

– Все дело в организованности.

– Скоро нам с тобой предстоит серьезный разговор.

– Я как раз собирался предложить вам то же самое. Но только вдвоем: вы и я.

– Хорошо. Как-нибудь на днях, когда Филип начнет поправляться.

Амели больше не стала удерживать Скотта и перенесла внимание на сына. Почему он предпочитал мужчин женщинам? Было ли это предопределено еще до его появления на свет или так сложилось из-за стечения обстоятельств? Разумеется, они никогда не говорили на эту тему. Да и разве стала бы она его слушать, поняла бы его? Долгие годы Амели не догадывалась об истинной роли его закадычного приятеля Малькольма, у которого Филип проводил все уик-энды; она-то воображала, что они связаны крепкой мужской дружбой и вместе ухаживают за девушками.

«Как же я ошиблась в нем, в Джоне и даже в Кейт, которую считала серой мышкой! Однако Кейт упорно прокладывала дорогу к свой мечте и добилась того, чего хотела, открыв объятия Скотту и доказав, что она сделала правильный выбор. Их счастье очевидно, оно придает Джиллеспи настоящую семейную атмосферу. Разве не ее я мечтала создать, приехав к Ангусу с четырьмя детьми? Но получилось это лишь в следующем поколении, у Кейт… если только сейчас все не испортить».

Амели встала так тихо, что Филип не проснулся. Наверное, он спал под действием препаратов, и она со спокойной совестью вышла из палаты. По коридору беспокойно ходил Малькольм.

– Что же ты не зашел? Филип спит, поэтому я убегаю. Скотт оставил для него книги. Не знаю ваших планов, но я предложила Филипу переехать домой на время выздоровления. Будем рады принять вас обоих.

Малькольм не успел поблагодарить ее, потому что она стремительно вошла в только что открывшийся лифт и уехала, очень довольная собой.

* * *

– Стоит тебе ее увидеть, и ты поймешь, что меня не в чем упрекнуть! – заявил Скотт.

– Неужели она такая некрасивая?