Пламя и лилии

– Ирис! Ирис, открывай! – раздался сварливый женский голос. – Опять она спит до обеда. Ух, бабка бы тебя проучила! Она-то спозаранку вставала, не то, что ты!

– Уже иду, тётя Бритта!

С тех пор, как Маргрет Котрин не стало, Ирис приходилось туго. Бабка её была травницей, любимой всей округой, и не находилось в Меларене такого человека, который не поминал её добрым словом хотя бы раз в неделю. Денег у местных было немного, поэтому за лекарства они обычно расплачивались мясом, яйцами, молоком и другими продуктами сельского хозяйства. Один мастер даже сделал старушке печку, когда она вылечила его сына от ангины. Поэтому Маргрет легко могла содержать себя и внучку, не имея собственного скота и кур. Внучка, конечно, любила жить в достатке, а вот постигать бабкино ремесло – не очень. Тем не менее, до смерти в возрасте 93 лет старушка всё-таки научила Ирис основам своей науки, а также оставила массу книг и рецептов – на всякий случай. Этим белокурая девушка, которой не было ещё и двадцати, зарабатывала на свою жизнь. Деревенские не слишком высоко оценивали варева и мази Ирис, но всё же многие относились к ней снисходительно.

По-прежнему растрёпанная, с лицом, не до конца вытертым после умывания, юная травница открыла дверь нежданной гостье.

– Ну, наконец-то! Я уж думала, помру тут, пока тебя жду.

– Простите, тётя Бритта.

– Ладно уж, чего там. Смотри, с чем я к тебе пришла, – только сейчас Ирис заметила, что у женщины в руках была клетка с гусем. – Сеня мой заболел. Пёрышки у него выпадают, сам он от еды отказывается и не ходит почти по двору-то.

Ирис равнодушно взглянула на птицу:

– Тетя Бритта, зачем Вы ко мне опять своего гуся притащили?

– Так чтоб ты посмотрела, чего с ним.

– Я ж его уже смотрела во вторник. И мазь Вам дала. Три дня прошло, а Вы снова тут.

– Так та мазь, дочка, воняет на весь двор. А ещё, видать, щиплется сильно. Я ему как гузно ею намазала, он от меня по всему огороду потом носился.

– Вот видите, сразу ходить начал.

– Ты мне тут зубы не заговаривай, – огрызнулась гостья. – Я у тебя другую мазь взять хочу.

– Другой нету, этой пользуйтесь. Только прошу Вас, тётя Бритта, мажьте ему те места, где перья выпали, а не только гузно.

– Так-то оно экономнее. Только полбанки ушло.

– Если Вы сами всё лучше меня знаете, чего тогда ко мне-то пришли?

Тётя Бритта улыбнулась и положила клетку с гусём на землю:

– Ладно тебе, не кипятись. Сделаю, как велела, раз оно так важно. Ты лучше скажи: слыхала, что в столице-то творится?

– Немного.

– То-то же. А вот ежели ты меня мятой напоишь, я тебе всё расскажу, у меня брат оттуда вчера приехал.

Ирис улыбнулась и пригласила женщину в дом. Заварив листья смородины, мяты и лимонника, девушка отошла переодеться. Она всецело доверяла тёте Бритте и оставила кухню под её временным присмотром. Сама же Бритта Стенсен знала Ирис с детства, ещё когда родители бросили её и отдали старушке Маргрет на попечение. Конечно, Бритта тогда была совсем молодой, но уже воспринималась девочкой как взрослая тётенька.

– Ну, так вот, – начала женщина, дождавшись, пока Ирис сядет рядом.

– Только покороче, мне скоро идти надо, – скромно сказала блондинка.

– Опять на свидание, небось, – тётя Бритта сделала укоризненный голос, но тут же засмеялась. – Милая, в твоём возрасте даже у меня столько ухажёров не было.

– Завидуете? – улыбнулась Ирис.

– Немножко. Но ты ведь красавица, так и должно быть. Только всё ж поумерь пыл чуть-чуть. А то уже вся деревня шепчется о твоих гуляньях.

– Разберусь как-нибудь. Так что за новости-то из столицы?

– В общем, Брин, брат мой, приехал вчера из Трангарда, – отхлебнула напиток тётя Бритта. – Сказал, что там ужасть творится. Дескать, король-то наш рассорился с друидом Игнацием в пух и прах, и теперь у них война самая настоящая. Игнаций по всем своим приказ какой-то выдал, а государь набрал уголовников-головорезов, чтоб они друидов и тех, кто якшается с ними на кострах сжигали. И вот эти костры, мол, теперь по всей столице горят.

Реальная история, конечно, отличалась от рассказа тёти, хотя в нём и имелась немалая доля правды. Король Скаарвии Олав Одноглазый и Верховный друид Игнаций из Ангрика несколько лет назад совместно затеяли церковную реформу, суть которой во многом сводилась к переносу мест служения Великой Матери в города, где специально для этого создавались храмы. Однако из-за алчности обоих до власти реформа остановилась примерно на середине: храмы уже практически построили, но переходить туда никто не собирался. Больше того, Игнаций уехал из столицы в родной Ангрик и призвал других друидов игнорировать все королевские начинания, назвав их «искажениями истинной веры». Государь Олав, мягко говоря, возмущённый поведением жреца, учредил из специально отобранных им людей Святую Инквизицию, которая должна была довершить реформу и организовать в городах послушное регулярное священство. Всех сопротивлявшихся, подозрительных, просто симпатизировавших друидам людей, а также любых колдунов, медиумов и гадалок он разрешил уничтожать на месте.