Я нахмурилась, не зная, куда себя деть, оставшись в одиночестве. Мне и так было неловко, а одной неловко вдвойне. Сестры уже танцевали. Мой взгляд медленно скользнул по толпе, наконец остановившись на мужчине, которого я искала. Он наблюдал за мной, обнимая за талию миниатюрную азиатку. Я закатила глаза и направилась к бару за выпивкой. Надо было остаться дома и притвориться больной.
У бара я улыбнулась бармену, который тихонько присвистнул, приближаясь ко мне.
– Скотч, чистый, – я развернулась, опираясь локтями на стойку и наблюдая за разодетыми людьми.
Безумие, сколько бессмертных собралось здесь сегодня. Хотя, как и нам, большинству приказали явиться. Кругом были счастливые пары, танцующие под медленные ритмы джаза. Музыка успокаивала мою душу и заставляла желать, чтобы у меня появился кто-то, с кем можно танцевать. Не то чтобы я чувствовала себя обделенной, но иногда хотелось, чтобы был человек, который обнимал бы меня, танцевал со мной, и вел себя так, как будто я для него что-то значу.
Вернулся бармен с моим напитком. Я подняла стакан к лицу, наблюдая поверх него, как Нокс склоняется к своей спутнице, что-то шепча ей на ухо и заставляя смеяться, как идиотку.
– Мудак, – буркнула я и отвернулась.
– Арья Геката, ты ли это, беда моя?
Я повернулась на голос и увидела мужчину с темными волосами, связанными на затылке. Голубые глаза альфы изучали мое лицо, не опускаясь ниже подбородка, что было внезапно и ново. Я прикусила губу, пытаясь вспомнить, кто он, а потом широко заулыбалась, когда осенило.
– Димитрий? – осторожно спросила я, и его губы изогнулись в улыбке. – О, боже правый, это ты?!
Я поднялась, чтобы обняться, а он аккуратно придержал меня за бедра, вдыхая мой запах.
– Ты только посмотри на себя. Ты так вырос из тщедушного мальца в… о, ух ты! – я пощупала его бицепс, улыбаясь все шире.
Он засмеялся.
– Я был ребенком, когда мы виделись последний раз, Арья. И, если уж на то пошло, ты тоже. Теперь это далеко не так.
Димитрий устроился на стуле рядом со мной, а я вернулась к созерцанию толпы, улыбаясь от того, что он наблюдал за мной.
– Ты все это время был тут и не зашел поздороваться? – притворно надула я губы, а Димитрий покачал головой.
– Нет, я вернулся не так давно. Месяца четыре, может, меньше. Мой отец созвал стаю домой. Он не дал мне особого выбора относительно того, как мне поступить.
– Ты живешь далеко от дома и все еще альфа? Я впечатлена, – я рассматривала его лицо, а он с широкой улыбкой оглядывал танцующие пары. – Если я правильно помню, ты гонялся за мной и даже пару раз дергал за волосы на турнике.
– Ты никогда меня не замечала, Арья. Ты не обращала внимания на мальчиков, которые заискивали перед тобой и твоими большими красивыми глазами в школе. В любом случае, бедные придурки, – он поднял бокал. – За то, что мы были глупыми детьми и думали, что правим детской площадкой.
– О, Димитрий, я действительно правила площадкой. И если я правильно помню, ты следовал за мной, преданно глядя щенячьими глазами, и я вообще-то тебя замечала. Ты меня чертовски бесил.
– Может, и бесил, но кто-то должен прикрывать тебе спину. Ты не трудилась заводить друзей, и тебе было все равно, нравишься ты кому-то или нет. Мне ты нравилась, – заявил Димитрий, видя, что я не отвожу от него взгляд. – Ты намного красивее, чем та неуклюжая девочка, которую я помню. Но я и тогда не считал тебя неуклюжей, скорее, самой красивой девочкой во всех Девяти королевствах.
– Я была неуклюжим ребенком, но ты был в меня влюблен?
– Это не ты была неловкой, это я был чертовски неловким. Ты мои ноги помнишь? Арья, все мужское население школы считало тебя милой, но для меня ты зажгла чертовы звезды и создала луну.
– Я помню твои ноги. Я клялась, что однажды ты станешь великаном и отец будет ругать твою мать, что она изменила ему, – я сделала вид, что не услышала его последних слов, но щеки ощутимо потеплели.
Димитрий поперхнулся, схватил салфетку, прикрыв рот, и спросил:
– Ты правда так думала?
– Но, Димитрий, ты видел размер своих ног? – я развела руки, сильно преувеличивая.
– Ты неисправима, женщина. Ты была такой жизнерадостной до несчастного случая. После ты исчезла, я думал, умерла. Никто не хотел ничего говорить. Я приходил к тебе домой. Приходил каждый день, но меня не пропускали. Я помню, твоя мать отвесила мне подзатыльник, сказав, что ты недостаточно для меня хороша.
– Я думаю, меня сильно изменило, что моя собственная мать пыталась меня убить. Об этом никто не говорил, и никого будто не волновало, что она пыталась убить собственную дочь. Я почти уверена, что после случившегося, никто не хотел говорить… про меня. В этом городе было легче спрятаться от жалостливых взглядов или шепота людей.