Пламя Магдебурга

Грохнуло так, будто прямо рядом с ними разорвался бочонок с порохом. Пространство между деревьями заволокло белым дымом. Завыл от боли Шлейс – пуля выдрала кусок мяса у него из бедра. Петеру сорвало с головы шапку.

И в ту же секунду из дыма к ним бросились искаженные тени солдат. Без единого звука, без ругательств, пригибаясь к земле и занося для удара клинки. Уродливые, хрипящие, растянутые яростью лица. Надвигающаяся смерть.

Времени на то, чтобы прицелиться, не оставалось – солдаты были всего в паре шагов. Один из них, в кожаном колете, с длинными жилистыми руками, метил мечом прямо Маркусу в горло. Побледнев, Эрлих нажал на спусковой крючок. Жилистого бросило на землю. Не сводя с него глаз, Маркус перехватил аркебузу, взявшись обеими руками за теплый ствол.

Якоб Крёнер почти в упор выстрелил в черноволосого солдата, того самого, что штопал рубаху на козлах. Солдата отшвырнуло назад с такой силой, словно в грудь его ударили кузнечным молотом. Он, однако же, не упал и, согнувшись от боли, сделал пару шагов в сторону Якоба. Но дойти все равно не смог – пуля, посланная Эрихом Грёневальдом, пробила его насквозь. Черноволосый упал на траву и больше не шевелился. Он был мертв: пуля попала в сердце.

Вильгельм Крёнер выстрелил в солдата в кожаном нагруднике и промахнулся. В два прыжка тот очутился рядом. Серое, заросшее пегой щетиной лицо, блеклые водяные глаза. Он рубанул Крёнера шпагой, сверху вниз. Вилли – все ж таки не от овцы родился! – успел увернуться, и рубящий удар прошел мимо. Но вторым ударом – в левой руке был зажат кинжал – солдат достал его. Лезвие застряло в предплечье, хрустнул сустав. Крёнер зарычал и всем телом навалился на своего врага, вытаскивая здоровой рукой нож из-за пояса.

Якоб, отшвырнув аркебузу, бросился к брату на помощь.

Петер и Чеснок пальнули разом – в солдата, что бежал с краю, сжимая в каждой руке по мечу. Солдат был на голову выше остальных, лысый, с круглым веснушчатым лицом и рыжими усами. Первая пуля ударила его в плечо, вторая – раздробила колено. Он заревел от боли, точно медведь, угодивший в капкан. Завалился на бок, одной рукой упершись в землю, а вторую выставив вперед, тыча перед собой клинком. Чеснок кивнул Петеру – я им займусь – и потянул топор из-за пояса. Солдат заметил это движение, его глаза злобно сверкнули.

– Подойди, мразь… – прохрипел он.

Чеснок, сжав двумя руками топор, шагнул вперед.

Лицо солдата было изуродовано болью, из приоткрытого рта текла слюна. Но меча он не опускал. Трава под ним сделалась скользкой от крови.

Стоило Чесноку сделать еще один шаг, как рыжий рассек мечом воздух – клинок прошел в четверти дюйма от Конрадовой ноги. Тот отшатнулся – не ожидал, что противник еще может сопротивляться. А потом презрительно сплюнул:

– Да что возиться с тобой… Сам сдохнешь.

Выстрелов больше не было. В такой свалке от аркебуз никакого толку: ни зарядить, ни прицелиться не успеешь. Не разобрать уже, где свои, где чужие. Вокруг только лязг железа и тяжелое, свистящее дыхание.

В самом центре прокладывал себе дорогу солдат с красной перевязью. Он проткнул шпагой Отто Цандера, увернулся от пули, которую в него послал Гюнтер Цинх, и, ощерившись, точно зверь, бросился дальше, туда, где стоял Маркус.

Наперерез ему кинулся Петер: с длинным охотничьим ножом в одной руке и кожаным поясом с висящими на нем пустыми ножнами – в другой. Заметив его краем глаза, Красная Перевязь чуть замедлил шаг и, рванув из-за пояса пистолет, выстрелил Петеру в голову. Тот лишь каким-то чудом успел пригнуться – да так, что едва не упал.

Видя, что противник уцелел, солдат развернулся к нему, прочертив шпагой по воздуху. Штальбе стоял напротив него, растопырив руки.

– Что смотришь, мудак?! – хрипло усмехнулся Перевязь. – Не знаешь, с какой руки бить?

Еще не докончив фразы, он ткнул перед собой шпагой, заставив Петера отступить.

– Не в свое дело сунулся, говноед, – продолжал он, делая клинком все новые тычки, вынуждая Петера пятиться. – Не усидел… – Тычок. – На пороге… – Тычок. – Помрешь… – Тычок. – У дороги…

Петер ошалело смотрел на острое лезвие, двигающееся взад и вперед, точно змеиный язык.

Сзади кто-то закричал. Солдат на секунду замер, прислушиваясь к голосу, пытаясь разобрать, свой это кричит или чужой. И в этот момент, толком не осознав, что делает, Петер, крутанув пояс, ударил его ножнами по голове – наотмашь, будто навершием кистеня. Покрытые железными бляшками ножны впечатались Перевязи прямо в висок, и от удара солдат едва не полетел на землю.