Пламя моей души

Вышемила оправилась осторожно, чтобы не привлечь к себе его невольного интереса. Улеглась, прижав колени к груди, всё пытаясь страх в душе уложить. А в мыслях — понимание того, что влипла она всё ж не на шутку. Пока ехала до лагеря, всё надеялась, думала, что откуда-то но придёт спасение. Нагонит отряд из Логоста, встретится кто на пути… А теперь оказалась она в шатре того, кто ссильничал её однажды, нос к носу с ним — и бежать некуда отсюда: кругом люд, соглядатаи и дозорные.

И уже начала Вышемила погружаться в тяжкую дрёму: день нынче выдался не из лёгких — но вошёл в шатёр ватажник. Один из многих незнакомых. Он огляделся и до лежанки дошагал твёрдо, а там поддёрнул Вышемилу под локоть, усаживая.

— Идём. Княжич зовёт.

Она встала, едва не застонав от ломоты во всём теле и лёгкого жжения между ног. Поплелась за мужиком, бездумно глядя в его спину слегка сутулую. И зачем только Гроздану понадобилась? Нешто Камян с ним решил пленницу свою разделить? Тому вовсе и удивляться не пришлось бы.

Они прошли недалеко: до шатра княжича, большого, чуть пыльного — в буро-белую полоску. Внутри раздавались хмельные голоса, выкрики буйные, словно шёл какой-то спор, в котором стороны не могли никак найти согласия. В груди всё содрогалось, как узнавала Вышемила голос Камяна, но отвечал ему, кажется, спокойный и уверенный — негромкий вовсе, но чудом пробивающийся среди гомона общего.

Ватажник откинул полог, пропуская вперёд. Вышемила, невольно разглаживая подол и стараясь не думать о том, что ждёт её внутри, вошла. Обхватил сразу со всех сторон запах резкий изрядно немытых в дороге мужицких тел. И пива кисловатого — даже веки защипало. Горел очаг небольшой в серёдке: вокруг него и собрались княжич с ближниками. Разложена была перед ними на полотнищах снедь не слишком щедрая: да и какой ещё обзавестись в пути?

Гроздан отвлёкся от разговора с ватажником, что сидел слева от него, и поднял взгляд. Тут же вцепились в Вышемилу и глаза Камяна, что по правую руку от княжича расположился и молчал теперь угрюмо, словно чем-то обиженный.

— Вышемила Чтиборовна, значит, — протянул Гроздан.

Вытер руку, испачканную в мясном соке, о ближайшую тканину и встал. Ближники его замолчали, вперились все, как один, в неё — будто в один миг без одежды оказалась. Но то ладно: вряд ли Камян всё ж позволит кому-то теперь её коснуться.

— Да, не ошибся ты, — она кивнула.

И в голове вдруг родилась мысль едва не безумнее тех, что раньше были: у княжича заступы попросить. Раз уж узнал он её, хоть и виделись они в детинце Велеборском от силы раз-другой. И то мельком.

— А то Камян мне тут добычей своей хвалился, — он покосился на подручного своего хитровато. — Уж и красивая, и ладная такая. И что глотку любому — даже мне — перегрызёт, если кто тронуть тебя вздумает. А как имя твоё назвал — я и не поверил сначала.

— Так что тебе от имени её, княжич? — угрожающе пророкотал Камян.

— А то, что сестра она княгини Велеборской, — беззлобно пояснил тот. — И, стало быть, нам есть, о чём поговорить с Зимавой. Она уж вовлекла меня в дела бесславные. Теперь пусть расплачивается. Коли жизнь сестры дорога.

Ватажники загомонили одобрительно. А Вышемила едва не рассмеялась. Уж вовсе не уверена она была теперь, что угроза, нависшая над сестрой, кровью родной, заставит княгиню сделать то, что ей не надобно.

Камян взглянул на Вышемилу как будто и по-другому немного. Понял, видно, что не простая девушка сельская ему попалась — кровь от крови одного из родов самых древних Велеборских. Да вряд ли это хоть сколько-то заставит его пленницу свою поберечь. Может, только пуще пожелается ему под себя её подмять, сломать быстрее, помучить.

— Ну, посмотрел на неё, значит? — будто мысли Вышемилы прочитав, буркнул Камян. — Она — моя добыча, как и любая на её месте. И разговоры, что ты тут ведёшь, княжич…

— Больше пальцем её не трогай, — прервал его Гроздан. — Иначе отсеку тебе сам знаешь, что.

Камян похабно усмехнулся, и Вышемила аж до ушей самых краской залилась, вспомнив, что он делал с ней совсем недавно. Кажется, каждый в шатре этом то понял: запереглядывались мужики многозначительно, захмыкали.

— Так может, и вовсе тебе её отдать? — осклабился ближник княжича. — Что-то гляжу, ты на чужое добро готов рот разевать. То у меня девку хочешь забрать, то у остёрского княжича его потаску…

Договорить он не успел. Одним шагом Гроздан приблизился и с замаха хорошего, щедрого, всадил кулак Камяну в скулу, чуть ниже уха. Тот, не ожидав нападения, завалился на спину — аж ноги вверх взлетели. Мужики загоготали все вместе — едва не затряслись стены шатра. Вышемила только прижала ладонь к губам, пряча за ней улыбку невольную. Не от того совсем мужа она заступы ожидала — но и такая сейчас была приятна, пусть Гроздан, скорее, из-за нелестных слов подручного о Елице взъярился.

— Елица не потаскуха, — княжич схватил Камяна за грудки и вверх дёрнул, заставляя снова сесть. — И я ещё заберу её назад. А Вышемилу обидишь чем — будешь всю оставшуюся жизнь сидя мочиться. Понял?