Пламя на болотах

Идет Ядвиня. Быть может, Ядвиня объяснит это, но нет, она равнодушно проходит мимо, совершенно не обращая на него внимания. Хожиняк хочет крикнуть, хочет предостеречь ее, что ведь в том лесочке большевики. Сумасшедшая, тут пули летают, а она идет… Со страшным усилием Хожиняк пытается крикнуть, но голоса нет, он замирает в груди, а Ядвиня все идет, идет прямо в лесок… Ведь ее же могут застрелить и свои, она попала в пространство между двумя линиями огня. Что же теперь будет? Вот как она смешно гребет по земле, лодка движется по поверхности песчаных волн, а староста, будто глумясь, тоже показывает рукой в ту сторону. Идиот он, что ли, или нарочно это делает? «Все это глупости», — говорит поручик Стшалковский, и Хожиняк с изумлением смотрит в его молодое небритое лицо. Ведь поручика убили как раз под этим сосновым лесочком, еще до того, как ранили Хожиняка, и вдруг он уже ранен, а поручик ходит как ни в чем не бывало и улыбается. Поручик идет с Ядвиней, хотя это же невозможно — Ядвиня живет в Полесье, в Ольшинках, а поручика убили большевики, когда она была еще маленькой девочкой. Сколько это лет назад? Но годы спутываются с гектарами, и Хожиняк начинает мучительно подсчитывать количество гектаров в своем участке. Надо ведь еще прибавить луг на Оцинке — сколько это будет? Иван улыбается. «Что ж, можно и стрелять, почему нет?» Но зачем, собственно, стрелять? И что тут общего между стрельбой и лугом у реки? Куда девалась Ядвиня? Всюду переливается, перекатывается высокая вода, шумит, грохочет. Уже ничего не видно, кроме волн. Они вздымаются вверх, низвергаются вниз, скользят, колышутся в полном мраке. Надо плыть — какая плотная, какая густая, тяжелая вода… Она вздымается, течет, не поймешь — в какую сторону. Бьет о берег. Где же этот берег? Можно править на слух. Что это, плотина, что ли? Вода гремит, грохочет — наверно, плотина.

— Эй, господин Хожиняк! Пане Владислав! Пане Владислав!

Сквозь грохот волн пробился явственный, знакомый голос. Хожиняк открыл глаза. В комнате темновато. Свет с трудом пробивается сквозь щели наглухо запертых ставней. Он мгновенно вспомнил все происшедшее. Поднял отяжелевшую голову, спустил ноги с кровати, и весь мир заколебался, закачался, поплыл перед его глазами. Он преодолел слабость и непослушными руками отодвинул железный болт. В комнату ворвался светлый солнечный день. Со звоном отскочил крючок, окно распахнулось. Ароматной волной хлынул теплый воздух.

— Что с вами делается, проспали вы, что ли? — весело заговорил Стефек, но оборвал на полуслове. Хожиняк с красным опухшим лицом сидел на скамье. Грязь, ил, зеленая корка засохших водорослей покрывали его одежду. На всклокоченной голове темные струйки крови смешались с потеками грязи. Стефек подтянулся на руках и ловко вскочил в комнату.

— Ради всего святого, что случилось?

Осадник взглянул утомленными глазами.

— А ничего. Угостили меня хамы вчера вечером…

И в ту же минуту пожалел, что сказал правду. Можно было солгать, вывернуться как-нибудь. Но Стефек больше не расспрашивал. Он засуетился вокруг больного.

— Где у вас другой костюм? Да вы весь горите, у вас жар… Вам надо лечь, мать сейчас придет, я скажу ей, она перевяжет, вы же ранены.

— Кожа слегка рассечена. Оставьте, ничего со мной не случится.

Стефек бросил взгляд на непостланную, загрязненную постель, торопливо стащил одеяло, несмотря на сопротивление Хожиняка, снял с него все еще не просохшие сапоги и почти насильно уложил в постель.

— Мать хотела просить вас, чтобы вы одолжили лошадь, мы бы стали сразу двумя возами возить хлеб, вот я и забежал… Стучал, стучал в окно, все руки себе обколотил. Сейчас сбегаю, пришлю маму, а то сам я в болезнях ничего не понимаю.

Теперь Хожиняку было уже все безразлично. Его охватывало неудержимое пламя лихорадки, он горел в невыносимом жару. Комната раскачивалась вверх и вниз, стены колебались, менялись размеры вещей. Нет знакомых, реальных вещей — перед глазами Хожиняка было что-то огромное, непостижимое, он не знал, что это может быть, но воспринимал эту громаду как нечто отвлеченное, оторванное от всякого живого понятия, ни с чем не связанное.

Сознание вернулось к нему, когда скрипнула дверь и вошла госпожа Плонская со Стефеком. Он искал глазами за их спинами Ядвигу, но девушки не было. На мгновение ему стало жаль чего-то, тяжело на сердце. Ну да, ведь он рассчитывал, что она придет.

— Столько хлопот… Совершенно лишнее… — смущенно бормотал он, когда старуха подошла к кровати и стала осматривать его голову. Но госпожа Плонская не обращала внимания ни на какие протесты.

— Растопи печку, согрей воды, сперва надо обмыть, а то тут ничего не разберешь. Поищи-ка ножницы, надо выстричь волосы. Нет, кажется, ничего особенного нет, только кожа повреждена. Чем это вас ударили?

— Веслом.