— Да вот взвесил я сегодня утром свинью, у нас в лавке есть весы. Семь с половиной пудов потянула. Взял я свинью на воз, а я уж давно, еще когда в Синицы гоняли свиней, думал, что тут что-то неладно. Так что сегодня я к весам не торопился. А стою и гляжу. Сперва они взвесили каютку, положили на весы гири, чтоб уравновесить, а потом свинью в каютку и взвешивают. И как новую свинью подведут, он прибавит гирьку, на каютку, говорит. Как же на каютку, когда каютку они взвесили в самом начале, еще раньше, чем начали взвешивать свиней? Я думаю, подожду немного, когда дело до моей свиньи дойдет, все обозначится. Может, он и правильно взвешивает, а только так кладет. Ну, только моя свинья семь с половиной пудов весила, а он говорит семь, да еще без двух кило. Ну, скажем, два кило она могла и за дорогу потерять, а полпуда куда девались?
— Господин Кашовский, что это за история?
Но Кашовского уже не было. Он соскочил с весов на другую сторону и украдкой пробирался под вагоны узкоколейки.
— Лови его, ребята!
— И мясника и мясника!
— А ну, за ним!
Мужики толпой кинулись в погоню, полицейские за ними. Запыхавшийся сержант подбежал, когда мужики догнали преследуемых за валом песка и камней.
— Вот вы где!
— Подождите, сукины дети, мы вам теперь покажем!
— Дай ему, Степан!
— По башке, по башке!
— Ткни его в толстое брюхо, он его нашими свиньями откормил!
Воздух прорезал пронзительный полицейский свисток.
— Не бить! Смирно!
Полицейские помогали перепачканным беглецам подняться. У Кашовского лилась из носу кровь, оставляя красные пятна на светлом пиджаке. Мясник сопел, словно его вот-вот хватит апоплексический удар.
— К весам! Сейчас все проверим. Если кто потерпел убытки, кассир выплатит разницу.
— А как с ними? — вызывающе спросил кто-то и быстро нырнул в толпу под взглядом коменданта.
— Их в полицию доставят. Если были злоупотребления, я напишу рапорт.
— Убежать хотели, сукины дети…
— А как же, поехали бы в город, подмазали, где следует, а потом что бы мы им сделали?
— Да им и так ничего не сделают… Ворон ворону глаз не выклюет…
— За этим мы присмотрим…
— Ну да, уж мы присмотрим!
— Где только какой мерзавец ни заведется, так сейчас прямо к нам едет, шкуру с нас драть.
Они толпой шли обратно и плотно сбились вокруг весов, у которых уже суетился вызванный комендантом весовщик железной дороги.
— Тымонюк, твоя свинья на весах?
— Моя.
— Взвесьте, пожалуйста. Сперва каютку, потом свинью.
Свинья пронзительно верещала, когда ее вытаскивали, а затем снова запихивали в тесную ощетинившуюся занозами клетку. Пристальные крестьянские глаза впились в гири, наблюдали за руками весовщика, подозрительно ощупывали весы. Комендант стоял рядом и тоже внимательно наблюдал за весами.
— Семь пудов… с половиной! — громко объявил весовщик, и толпа заколыхалась.
— Правильно говорил Тымонюк, весы были фальшивые.
— Обманули нас!
— Воры!
Толпа снова двинулась к арестованным. Комендант преградил им путь, положив руку на кобуру револьвера.
— Ни с места! Скочень, Видзяк! Отвести арестованных в комендатуру! А вы идите к весам! Кто сегодня продал здесь свиней?
Торопливо поднялся лес рук.
— Квитанции есть?
— Есть.
— А у нас нет, мы уже получили деньги!
— Тише! Сперва те, у кого есть квитанции. Узнаете своих свиней?
— Конечно! Как свою свинью не узнать!
— Всякий свою узнает, а соседи засвидетельствуют.
— Ну, так к вагону, и давайте свиней на весы!
Быстро вывели первую свинью. Весовщик поставил гири, тщательно взвесил и официальным тоном объявил:
— Восемь пудов и три кило.
Комендант протянул руку.
— Сколько в квитанции?
— Семь с половиной пудов!
— Смотрите! На полпуда и три кило обманул!
— Стойте-ка, сколько это будет?
— Сколько будет? Пять с половиной злотых.
— Такие деньги!
Комендант собственноручно исправил квитанцию.
— Восемь пудов и три кило — заплатите! — обратился он к кассиру, испуганное, посеревшее лицо которого выглядывало из оконца поставленной у вагона деревянной будки.
— Господин комендант, как же так? — пытался он возражать, но умолк под холодным, пронизывающим взглядом темных глаз.
— Прошу немедленно уплатить!
Тот пожал плечами. Мужики тащили свиней из вагонов, запихивали их в каютку, весовщик объявлял вес, комендант вслух повторял цифру и исправлял квитанцию. Кассир выплачивал. Это тянулось бесконечно долго. Дело пошло еще медленнее, когда очередь дошла до крестьян, у которых уже не было на руках квитанций. Приходилось искать квитанции у кассира, сравнивать, доискиваться. Впрочем, таких оказалось немного. Всякий, получив деньги, быстро покупал, что нужно, и торопился обратно в деревню.
— А как же будет с теми, которые уже уехали домой?
— А мало ли их уехало!
— Из Ошита были… Из Прикладник были…
— Из Заруча…
— Из всех деревень народ съехался, и с этой стороны и с той.
— Уехали, даже и не знают, что тут было…
— Все будут оповещены, — сухо заявил комендант. — Я уведомлю через старост, и все получат, что им следует.
— А за прошлые ярмарки? Ведь когда еще этот мясник сюда приехал! Лет пять уже будет, а то и больше!
— В дырявых штанах приехал, а теперь что твой барин!
— На наших обидах разжирел!