На пристани кишели солдаты и фургоны. До самых стен города яблоку негде было упасть от зевак. Почти свора, но ясность мысли еще сохраняется. Грамотей выскочил из лодки и пробежался по берегу. Приветственные вопли доставляли ему нескрываемое наслаждение.
– Быстро! Нам нужно поговорить с Древорезчиком.
Викврэкшрам подцепил парусиновую котомку, в которой лежал картиночный ящик чужака, и осторожно вылез на берег. Чужак его так отделал, что до сих пор подташнивало. Существо рассекло Шраму переднюю мембрану. Странник на миг потерял себя: причал был какой-то странный – вроде каменный, но отделан черным губчатым материалом, которого Странник с Южных морей не видывал. Здесь он раскрошиться бы должен…
Камергер Древорезчика был изрядный толстяк и щеголь. Странник и не думал, что у древорезчиков эдакие водятся. Но, услышав про чужака, стая тут же пришла на помощь: позвала врача, чтоб тот осмотрел Двуногого, а заодно и самого Странника. За последние два дня чужак немного набрался сил, но нападать больше не пробовал. Они без сопротивления вытащили существо на берег. Чужак обернул к Страннику плоское лицо: в его выражении Странник уже научился узнавать бессильную ярость. Он задумчиво потрогал лапой голову Шрама… Двуногий только и ждет задать ему трепку покруче.
Через несколько минут путников посадили в запряженные керхогами повозки и повезли по вымощенной булыжниками улице к городским стенам. Солдаты разгоняли зевак, освобождая дорогу. Грамотей Джакерамафан, изображая из себя героя, приветственно махал на все четыре стороны. Странник уже понимал, что в душе Грамотея гнездится болезненная застенчивость. Вероятно, эти минуты – апофеоз всей его жизни.
Сам Викврэкшрам, даже пожелай он того, не сумел бы так разойтись. У Шрама пострадала одна мембрана, и резкие жесты мешали мыслить. Он опустился на скамью повозки и посмотрел во все стороны. За исключением очертаний внешней гавани, место ничем не напоминало то, которое он посетил пятьдесят лет назад. В остальном мире за пятьдесят лет изменилось немногое. Странник, возвращаясь после стольких лет отсутствия, мог бы даже заскучать от постоянства. А здесь… здесь и ужаснуться недолго.
Например, высокого волнолома раньше не было. Пристаней стало вдвое больше, а такого количества катамаранов, увенчанных флагами, он в этой части света никогда раньше не видал. Дорога уже существовала, но была уже, а ответвлений – втрое меньше. Прежде городские стены скорей помогали удержать внутри керхогов и лягушкуриц, чем захватчиков – снаружи. Сейчас они выросли до десятифутовой высоты: куда ни глянь, из черного камня. В прошлом солдат можно было по когтям пересчитать, а теперь они везде сновали. Недобрый знак. У Шрама судорогой свело кишки: солдаты и битвы ему не нравились.
Миновав городские ворота, они проехали рынок: настоящий лабиринт, который раскинулся на целые акры. Проходы, шириной и так лишь пятьдесят футов, сужались в местах, где торговали тканями, выставляли мебель и раскладывали горы фруктов. Воздух был напоен ароматами фруктов, пряностей и лаков. Давка стояла такая, что это уже походило на оргию, и бедный Странник чуть не лишился чувств. Потом они выехали на еще более узкую улочку, зигзагами петлявшую среди полубревенчатых домов. За крышами вздымались мощные укрепления. Через десять минут въехали во двор замка.
Они спешились, и камергер приказал переложить Двуногого на носилки.
– А Древорезчик нас сейчас примет? – уточнил Грамотей.
Бюрократ прыснул:
–
Странник покрутил головами в изумлении.
– Но так даже лучше. Весь ее совет в сборе и… должен увидеть вашу находку. Пройдемте.
Он жестом отпустил гвардейцев. Они проследовали в вестибюль, где хватало места разойтись двум стаям. Камергер шел первым, за ним путешественники и врач с чужаком на носилках. Высокие стены украшены посеребренной обивкой. Замок выглядел куда роскошнее, чем прежде, и это тоже тревожило. Скульптур стало очень мало, а те, что сохранились, уходили в глубину веков.
Зато появились картины. Он замер, увидев первую из них, а за его спиной у Грамотея аж дух захватило. Странник обошел весь мир и повидал разные виды искусства. Стаесворы тропиков предпочитали абстрактную мазню, психоделические наплывы цвета. Островитяне Южных морей так и не додумались до перспективы; на акварелях удаленные объекты попросту помещали в верхней половине рисунка. В Длинноозерной Республике предпочтительным стал стиль репрезентационизма; особо ценили там цельностайные мультиптихи.