Пламя над тундрой

— Наступил наш светлый час! Наше освобождение от колчаковцев и спекулянтов, от голода и нищеты! Установим советскую власть! Освободим своих товарищей из тюрьмы! Всем свободу! — Шахтеры приготовились слушать большую речь, но Мандриков неожиданно спросил: — Вы готовы?

— Да, да… готовы! — в разных местах ответили шахтеры. — Ведите нас! Что делать?

Мандриков коротко объяснил. Шахтерами овладело нетерпение, Булат, Клещин и Фесенко, взяв по пятерке шахтеров, ушли первыми, Гринчук с оставшимися направился к тюрьме, а Мандриков, Берзин и Куркутский — к Громову.

Короткий зимний день кончался, надвигались сумерки. С моря подул ветер, и поползла, зашуршала поземка. Приближалась пурга. Тускло светились желтыми пятнами окна домов. Редкие прохожие торопились по своим квартирам, не обращая внимания на группы людей. Михаилу Сергеевичу показалось, что Ново-Мариинск притаился в ожидании.

— Смотри, — Берзин тронул Мандрикова за рукав и указал на противоположный берег Казачки. Там цепочкой бежали темные фигуры. Это шахтеры приближались к тюрьме. Началось! Пришла минута, о которой они столько мечтали вместе с товарищем Романом.

Ревкомовцы прибавили шаг. Снег громко скрипел под ногами, мороз заметно крепчал, щипал за лица.

Окна во второй половине дома были освещены. Значит, Громов у себя. Берзин первым подошел к двери и требовательно постучал. Остальные стояли, приготовив оружие.

В глубине дома хлопнула зверь. Послышались чьи-то шаги, и женский голос спросил:

— Кто там?

— Открывай, Фрося, — сказал Мандриков, узнав прислугу начальника уезда, — господин Громов дома?

— Иннокентий Михайлович у себя, — служанка распахнула дверь и, увидев вооруженных людей, отшатнулась. — Батюшки! Господи, помилуй! Да что же это такое?

— Не бойся, Фрося, — сказал Мандриков и шагнул в темный коридор. За ним двинулись остальные. Они вошли в переднюю комнату. Жена Громова растерянно поднялась навстречу вошедшим с вязаньем в руках.

— Не бойтесь, — сказал Мандриков. — Где муж?

Она метнулась было к двери кабинета, но Берзин преградил ей дорогу.

Успокойтесь. Идите на кухню!

Она с плачем вышла.

Когда Берзин, Мандриков и Куркутский распахнули дверь кабинета, управляющий даже не поднялся из-за стола, продолжая перелистывать какие-то бумаги. Рядом с чернильным прибором стояли графин с водкой и тарелка со строганиной. Громов был одет по-домашнему.

При виде ревкомовцев он нахмурил кустистые брови и изобразил на лице недовольство:

— Что вам угодно? Кто вы такие? — голос его даже не дрогнул.

— По постановлению Анадырского Совета рабочих депутатов вы арестованы, — сказал Берзин.

— Каких депутатов, какого Совета? — Громов махнул рукой, нахмурил брови. — Я такого не знаю.

Управляющий как ни в чем не бывало налил рюмку водки, опрокинул ее и только, тогда встал со стула.

— Что это за маскарад! Потрудитесь объяснить. И прикройте дверь. Вы выстуживаете квартиру. — Громов презрительно смерил глазами Куркутского, стараясь не смотреть на Берзина и Мандрикова.

Чуванец машинально прикрыл дверь. Берзин повелительно сказал:

— В Анадырском уезде установлена советская власть. Вы арестованы и потрудитесь сейчас же сдать оружие и деньги!

— Ах, вам нужны деньги? — усмехнулся Громов. — Так бы сразу и говорили. Я люблю иметь дело с прямыми людьми. Грабеж есть грабеж…

— Прошу вас одеться, — прервал его Берзин. — Обыщите комнату, — обратился он к Куркутскому и Мандрикову.

Громов с ненавистью посмотрел на Берзина и стал неторопливо одеваться. За окном послышалось несколько выстрелов.

— Больше оружия в доме нет? — спросил Берзин, когда товарищи закончили обыск и положили на стол два револьвера и несколько пачек патронов.

— Это все, — буркнул Громов. Сейчас он проклинал себя за то, что не арестовал этих большевиков, когда о них сообщил Рыбин. Какой промах! Бессилие и тоска охватили Громова.

— Где ключ от сейфа? — спросил Берзин.

Громов покорно отдал ключ.

Берзин открыл сейф, пересчитал деньги и сказал:

— Пишите.

Под его диктовку Громов написал:

«По требованию Анадырского Совета рабочих депутатов мною сего 16 декабря 1919 года сданы казенные деньги всего в сумме двухсот семидесяти тысяч семисот тридцати двух рублей (270 732 р. 57 к.) российской монетою и четыре доллара восемьдесят центов (4 д. 80 ц.) американскою валютою.

Управляющий Анадырским уездом Громов».

Берзин внимательно перечитал расписку и красным карандашом перед словом «управляющий» дописал: «бывший».

В дверях они столкнулись с Волтером и Клещиным, которые вели арестованных Суздалева и Толстихина. Судья шагал, втянув голову в плечи, согнувшись, точно ожидая удара. Толстихин удивленно улыбался, всем своим видом стараясь показать, что произошло недоразумение.

Клещин сообщил, указывая на Суздалева:

— Сорвал с себя шапку, бросил в сугроб и орал: «Стреляйте!»

— Отведи к их другу, — Мандриков кивнул на кабинет Громова.

…Гринчук со своим отрядом окружил тюрьму и, подойдя к воротам, постучал, Открылась дверка, и дежурный спросил:

— Чего тебе?

— Открывай ворота! — потребовал Гринчук.