Пламя незабываемой встречи

Дульси почувствовала, что краснеет. Его глаза говорили, что он рад их встрече, рад, что она здесь. Мог ли он прочесть в ее глазах то же самое, потому что это было то, что она чувствовала: удовольствие и трепет предвкушения.

Она подняла бокал:

— За неисправные лифты!

Раф улыбнулся медленной теплой улыбкой, которая вызвала еще больший трепет.

Ее охватило напряжение, которое только усиливалось, вибрируя в воздухе.

Дульси отвела взгляд, чувствуя, как колотится сердце, и огляделась по сторонам, пытаясь успокоиться. Темная вода, темное небо, и здесь лишь они на ярко освещенной палубе. Девушка сделала глоток шампанского. Она побывала на нескольких хороших лодках в нескольких прекрасных местах, но это определенно было самым грандиозным. Величественным и… печальным. Все здесь было нетронутым, словно безжизненным. Никаких личных сувениров, никаких фотографий. Яхта была похожа на корабль-призрак.

— О чем ты так напряженно думаешь, Дульси Браун?

Она перевела дыхание и повернулась, чтобы посмотреть на него. Его взгляд был теплым, открытым, с легкой улыбкой. Если бы она сказала Рафу, о чем думает, улыбка, несомненно, исчезла бы.

Он слегка наклонил голову, побуждая ее продолжать. Ее сердце сильно забилось — избегать неловкой правды не самая хорошая идея.

— Я просто подумала, что эта яхта кажется мне пустой.

— Что ж, так оно и есть. Здесь только ты и я плюс двадцать сотрудников и команда, конечно же.

Дульси перевела дыхание.

— Я не это имела в виду. Я думала о том, что здесь нет ничего, что указывало бы на то, кому эта яхта принадлежит… Я имею в виду, это яхта твоего дяди, верно, но в каютах нет семейных фотографий, нигде нет личных вещей…

Выражение его лица изменилось. Застыло.

Дульси не хотела давить на него, но также хотела знать.

— Мне просто интересно, почему это так…

Лицо Рафа становилось все более похожим на маску. Не зашла ли она слишком далеко?

— Я знаю, это не мое дело, но я просто не могу не удивляться, почему у тебя такой грустный вид всякий раз, когда ты упоминаешь о своем дяде.

Его пульс участился, сердце стучало, как молот. Могла она почувствовать это? Определенно могла. Раф почувствовал это в ней с самого начала, с того первого момента в лифте. Сочувствие в ее глазах, которое просто выплеснулось наружу и проникло внутрь, обнажив его. В этом была особенность Дульси. И это не имело ничего общего с ее сладкими губами, большими глазами и изящным гибким телом.

Раф поднял бокал и сделал глоток, чтобы выиграть время. Личные вещи дяди Карлоса, а также Густава и Хьюго были убраны после похорон. Фотографии и книги, сувениры и журналы, куртки в шкафах. Гидрокостюмы Густава…

У Рафаэля перехватило горло, стало трудно дышать.

Гас любил заниматься серфингом и был хорош в этом. Гас был хорош во всем: скалолазании, катании на лыжах, футболе. Он был полон жизни, полон энергии. Всегда ярко сияющий. Звезда. Несравненный.

— Рафаэль?…

Дульси смотрела на него мягко, умоляюще. Она поняла, что загнала его в угол, и теперь чувствовала себя неловко.

Раф поставил бокал и встретился с ней взглядом.

— Думаю, я выгляжу грустным, потому что мне грустно…

Ее глаза слегка сузились, побуждая его продолжать. Он медленно втянул воздух. Это был первый раз, когда он рассказывал кому-то о дяде Карлосе.

— Мой дядя умер. Несколько месяцев назад.

Дульси растерянно заморгала, а затем посмотрела прямо ему в глаза.

— Мне так жаль, Раф. Вы были очень близки?

Он почувствовал, как боль сдавливает его. Густав… Хьюго… Кузены. Товарищи по играм. Друзья. Конечно, он любил свою сестру Викторию, но младшая сестра не могла сравниться с Гасом и Хьюго. Безмятежные дни. Драгоценное время. До того, как их пути разошлись.

Раф сглотнул, пытаясь говорить ровно.

— Да, это так. Но дело в том, что… Умер не только мой дядя. Это было…

Внезапно он почувствовал, как защипало глаза, как в груди практически не осталось воздуха…

Внезапно Дульси положила руку ему на плечо.

— Кто еще, Раф?

Ее взгляд был пристальным, проникающим внутрь, разрывающим его на части, но в то же время ободряющим, придающим сил.

— Мои двоюродные братья. — Он с трудом сглотнул. — Гас и Хьюго.

Дульси побледнела.

— О, мне очень жаль. Очень. — Слезы заблестели в ее глазах, она убрала руку и опустила голову. — Мне не следовало спрашивать.

Раф покачал головой:

— Это хорошо, что ты спросила. Правда. Все эти вопросы не могут сделать хуже. Просто не могут.

А затем у него появилась новая мысль, что сейчас, пусть не сразу, но все будет становиться лучше. Он разговаривал с Дульси, ощущая, как ее сочувствие окутывает его мягкостью и теплом.

— Это трудно принять, и ничего нельзя изменить.

Девушка нахмурилась.

— Что произошло?

Раф испытал искушение все рассказать Дульси, но вовремя остановил себя. Бростовения была маленькой страной, но все СМИ раструбили о тройной трагедии на весь мир. Если он сейчас расскажет о Монте-Неро, то она поймет, кем были его двоюродные братья и какую высокую должность при дворе занимал его дядя Карлос. И тогда она поймет, кто он такой.