Рафаэль провел руками по лицу. Черт возьми, если они запретят ему жениться на Дульси, он отправит их в отставку или обратится в парламент с просьбой внести изменения в закон!
Но это не такая уж и большая проблема. Сейчас главное — рассказать обо всем Дульси. Сможет ли она его понять? Недомолвки, полуправда. Простит ли она его?
Может быть. Если он ей небезразличен. Раф надеялся на это.
Он закрыл глаза, вызывая в воображении их поцелуй, вкус ее губ…
«Я ничего не могу поделать с тем, что чувствую, когда я с тобой… Я просто не могу не хотеть того, чего хочу я…»
Эти ее слова, сказанные со страстью, взгляд, проникающий внутрь. Раф почувствовал, как у него перехватило дыхание, как перевернулось его сердце. Вот почему он отказался снова отвезти ее на яхту. В тот момент ему показалось, что заниматься любовью с Дульси — значит играть с ее сердцем, с сердцем, которое в его руках.
Его охватил страх. Захочет ли Дульси отношений, когда узнает, кто он такой? Потому что в лифте она сказала, что быть «на виду» — это ее идеальное представление об аде.
И все же в его душе теплилась надежда. Если Дульси способна выдержать жизнь «на виду» некоторое время, и, если он действительно нужен ей, тогда счастливое будущее, о котором он даже не мечтал, могло стать реальностью. Мысль о том, что Дульси может полюбить Бростовению, воодушевила его.
Раф поднял глаза на собор, скользнув взглядом по богато украшенному портику. Барселона — прекрасный город, но и Ньярдгат тоже. Дворец восемнадцатого века с куполом, здание парламента с его величественным неоклассическим фасадом, возвышающийся готический собор. Модернистские галереи и музеи, старый квартал с его узкими улочками и теснящимися фахверковыми домами.
Рафаэль улыбнулся. Ньярдгат был парадоксальным городом, а Бростовения парадоксальной страной. Да, им не удалось изжить бедность и религиозные разногласия, но какая страна в мире не страдает от этого? И какая страна в мире время от времени не избирает никчемные правительства? Но приближались выборы, появлялись новые лица, их речи полны страсти и обещаний. На этот раз эти изменения будут более радикальными — появится не только новое правительство, но и новый король…
Раф приготовился к тому, что сейчас, как и прежде, тоска сожмет его сердце, но этого не произошло. Никакого напряжения. Никакой боли за глазами. Никакого серого тумана.
Нет, он не Густав. Он не такой красивый, не такой смелый, не такой обаятельный, как Гас, но это нормально, потому что он, Рафаэль, обладает другими положительными качествами и навыками. Он знаком с большим миром, жизнью в других странах в качестве обычного человека, способного делать обычные вещи. Рафаэль сам стирал, сам выносил мусор, покупал продукты… Он знал, каково это — опоздать на последний поезд. Ему были понятны повседневные проблемы из жизни простых людей, что едва ли доступно монархам, ставшим кронпринцами с рождения. А главное — он разбирался в бизнесе. Ему не раз доводилось возглавлять крупные проекты, и у него это хорошо получалось! Успех в Штатах. Успех в Париже. Награды! Он заработал их тяжелым трудом, не привлекая свои королевские связи.
Мог ли он использовать свой опыт с пользой, когда станет королем, добиться улучшений в стране, стать чем-то большим, чем просто лицо и титул?
Рафаэль почувствовал, как участился его пульс. Во-первых, Бростовения слишком зависит от угля, и правительство не делает достаточно, чтобы изменить это. Зеленая энергетика была единственным выходом. Все это знали. Он мог возглавить компанию по внедрению экологичных технологий, принять соответствующий закон. Черт возьми, если члены правительства думают, что король Рафаэль Муньос намерен держать рот на замке и не совать нос в политику, то они очень сильно ошибаются!
Он снимет тяжесть с плеч своего отца. Все исправит, его отец будет гордиться им.
Рафаэль встряхнулся. Но сначала — и это самое главное — он должен рассказать Дульси все сегодня вечером. Но если сделать это перед балом, то она может и не пойти на бал. А он обещал ей танец. И если вальс окажется единственным, что он может ей подарить, единственным, что у них обоих останется, то так тому и быть. А это значит, что он расскажет ей все после бала. Сразу же!
Значит, все-таки розовый. Не яркий, но все же розовый… скорее пепельно-розовый.
— Цвет винтажной розы, — сказала Джорджи в примерочной, очень довольная собой. — Держу пари, ты рассчитывала пойти в том красном с бриллиантами, не так ли?
— Ну да… — Дульси хотелось появиться на балу в чем-нибудь ярком, ослепительном.
Джорджи закатила глаза:
— Красное с бриллиантами — это я, дорогая, а ты мягче, романтичнее. Цвет винтажной розы тебе идет, и драпировка божественная. Покрутись-ка для меня…
Дульси покорно крутилась, наслаждаясь ощущением парящего вокруг ног шелка.
— Подол этого платья будет красиво кружиться в танце. Длина до середины икры идеальна. А что касается талии… — глаза Джорджи озорно блеснули, — ты почувствуешь его прикосновение, каждое малейшее движение руки.
— Джорджи!