Пламя под пеплом

Полиция наводит страх на все гетто и становится объектом всеобщей ненависти. Жизнь гетто отдана ей на откуп. Семь узких переулков поделены на три участка. В каждом участке имеется полицейская станция во главе с комиссаром. В особое подразделение выделена так называемая «торвахе» группа охранников на воротах. Ими командует Меир Лев, на всех наводящий страх и всеми ненавидимый в гетто. На улице Страшунь помещается уголовная полиция. Со временем организуется и политический сыск, особо нацеленный на нас.

Кошмар массового уничтожения несколько отдалился. К людям возвращается какое-то душевное равновесие, а с ним и будничные заботы, которые становятся теперь самым главным в жизни. Даже во внешнем виде гетто есть перемена, отражающая наступление нового периода.

Теснота и скученность не исчезли, но все же сейчас уже трудно себе представить, каким образом здесь могли поместиться 29 тысяч человек. Ведь оставшиеся в живых — тысяч двенадцать — и так заполняют все вокруг до отказа. Улицы постоянно запружены толпами. Особенно много молодежи, единственное развлечение которой — кружить по улицам. На улицы высыпали дети. На углах толкаются женщины и старики с завернутыми в тряпье пузатыми горшками и голосят, перекрикивая друг друга: «Горячие пирожки! Покупайте горячие пирожки!»

Вид дворов тоже изменился.

Дворы гетто… У каждого своя история, свое прошлое. Каждый двор — это, фактически, отдельный мир, отдельное гетто в миниатюре.

То же самое и наш двор. Он тоже потихоньку возвращается к жизни.

Здесь проживают сотни людей, от последних нищих до богатеев — местных нуворишей. На воротах табличка: «Шталаг № 304.»

На всех воротах, ведущих во дворы, таблички на немецком языке. Они указывают, к какой «эйнгейт» (подразделению) приписаны местные жильцы. Поскольку рабочие заняты на каком-нибудь определенном немецком предприятии, их, в большинстве случаев, селят вместе — блоками. У нас на улице Страшунь 12 живут рабочие «шталага», то есть лагеря советских военнопленных. У них у всех желтые «шейны», у их жен и детей — розовые. Кроме них, здесь ютятся сотни нелегальных, лишенных «шейнов», чья жизнь постоянно висит на волоске. Но теперь и они избавились от страха смерти, и их дети играют во дворе вместе с детьми «шталагцев». Содержание игр почти не изменилось — дети постарше играют в «Понары», маленькие — в полицейских, которые раздают тумаки и отнимают продукты у ворот.

В воротах слева — узкий вход с крыльцом. На первом этаже — дверь в нашу комнату. Сюда собирается молодежь на тайные сходки, сюда товарищи принесли первое добытое оружие, которое до поры спрятано под половицами.

В правом флигеле, где некогда помещался «клойз» — молельня цеха еврейских маляров — теперь детский сад. Внутри квартира разрушена, на стенах уцелели лишь неразборчивые фрагменгы древней живописи. По комнатам перекатываются смех и песни нескольких десятков детишек, старшим из которых по шесть лет. Дети проводят здесь дневное время.

А наверху — притон. На лестнице то и дело натыкаешься на мужчин, спешащих к проституткам в комнаты, битком набитые жильцами. Напротив, во дворе — сарай погребального общества.

Груда черных ящиков — некоторые евреи во время акции «шейна» спаслись, прячась в этих гробах. Стоит единственная в гетто лошадь, которую ежедневно запрягают, чтобы увозить умерших своей смертью на еврейское кладбище в Заречье. Рядом — дешевая столовка, которая обслуживает в основном учителей и учеников. Ежедневно распределяют здесь сотни обеденных порций. По ту сторону раздаточного окна растянулась огромная очередь женщин. Отдел вспомоществования при юденрате два раза в месяц выдает тут молоко, конфеты и варенье для детей до шести лет. Очередь никогда не уменьшается и не кончается.

По вечерам в той же столовке устраиваются репетиции хора под управлением Авраама Шлепа. Подле столовки, справа, на задворках высится гора картофельных очисток. Все жильцы двора тщательно собирают их в специальные ящики. По приказу властей пекарни гетто используют эти очистки при выпечке хлеба и для приготовления картофельных блинов. В том же углу оборудовали лаз в город контрабандисты. С наступлением темноты они принимаются за дело. По чердакам и крышам, которые примыкают к городским кровлям, в гетто переправляют мешки с мукой, солью, иногда даже с сахаром. Контрабанда этих припасов приносит огромные барыши.

В соседнем доме того же двора работает народное училище № 2. Там преподают наши товарищи — Шефтель, Кабачник, Мира Беренштейн и другие. Учащаяся молодежь наполняет двор оглушительным шумом. В хорошую погоду здесь проводятся и уроки гимнастики.

Вечером в зале школы собираются участники драматической ивритской студии, которая готовит пьесу «Вечный жид». Звуки иврита и ивритских песен вливаются в общий сумбур звуков, дополняя характерную звуковую партитуру одного из дворов гетто. Острый и внимательный слух различит в этой вечерней симфонии мучительные вздохи и тихий шепот: «Где достать завтра кусок хлеба?»