Пламя в тумане

В необычном месте. В необычное время ночи. Но ведь ее император всегда был необычным человеком.

Ее Императорское Величество Ямото Гэнмэй, Императрица Ва, медленно направлялась к павильону любования луной, каждый ее шаг был путешествием. Напоминанием.

Ее нервы были натянуты до предела. Но она этого не показывала. Годы, проведенные в замке Хэйан, научили ее, что нельзя выставлять свои эмоции на всеобщее обозрение.

Император попросил ее присоединиться к нему за чаем сегодня вечером. Прошли годы с тех пор, как он предлагал ей заняться чем-то вместе. Годы с тех пор, как он просил разделить с ним что-нибудь под звездами. А павильон любования луной был одним из его любимых мест в середине теплого лета. На самом деле этот павильон был построен именно для нее. Для его шлюхи Канако.

Гэнмэй остановилась. Она залезла в рукав и достала крошечный стеклянный пузырек. Капнула каплю под язык и глубоко вдохнула, позволив настойке растечься по горлу. Охладить ее горящие нервы.

Она высоко подняла голову. И продолжила свой путь. Император попросил ее присоединиться к нему этой ночью. Это не было ошибкой.

Гэнмэй наконец дошла до павильона любования луной. Император уже был там. Сложив руки за спиной, он повернул голову к звездам. После того как она сняла свои лакированные дзори и поклонилась, взойдя по ступеням, он повернул голову к ней.

– Я рад, что ты здесь, – сказал он с улыбкой.

– Мой государь просил меня прийти.

– Ты могла отказаться.

– Я никогда и ни в чем вам не отказывала.

– Тем не менее сегодня ночью ты могла это сделать.

Гэнмэй опустила голову:

– Моя жизнь посвящена служению моему императору.

Император снова улыбнулся. Он кивнул ей на татами, стоящий перед железной жаровней для чая:

– Присоединишься ли ты ко мне за чаем?

Гэнмэй снова поклонилась:

– Только если мне будет позволено подать его.

Император с теплотой кивнул.

Шелк элегантного кимоно и носков таби Гэнмэй заскользил по циновкам, когда она опустилась на колени перед жаровней. С предельной осторожностью и аккуратностью она начала с того, что сложила кусок чистой оранжевой ткани втрое, а затем свернула его в аккуратный жгут. Используя одну сторону ткани, она сняла крышку с железной жаровни.

Император уселся на колени напротив нее. Выпрямился, черты его лица были почти мягкими.

Гэнмэй взяла бамбуковый ковш с длинной ручкой, чтобы начерпать дымящуюся воду в маленькую глазурованную фарфоровую чашу. Она ополоснула пиалу, затем другой стороной оранжевой ткани вытерла ее досуха, прежде чем аккуратно положить три крошечные ложки бледно-зеленого порошка маття[68] в фарфоровую чашу.

Бамбуковым венчиком и еще одной ложкой дымящейся воды Гэнмэй взбивала чай, пока тот не стал легким и пенистым. Каждое ее движение было точным. Спокойным. Искусным.

Такова была чайная церемония. Наполненная гармонией. Уважением. Чистотой. И умиротворением.

Она еще раз вытерла края, прежде чем поставить чашу перед императором. Прислуживая ему с почти нерешительной улыбкой.

Между ними было так много всего. Столько невысказанных чувств.

Император сделал большой глоток из чаши. Поставил ее обратно.

Гэнмэй ополоснула ее и повторила весь процесс, чтобы она тоже могла выпить из той же чаши. Разделить с ним эту церемонию гармонии и уважения.

– Я не был добр к тебе, – тихо сказал император, когда Гэнмэй допила свой чай.

Она ничего не сказала. Отказалась позволить надежде проникнуть в ее разум.

Надежда была ядом для ее мира.

– Я не хотел, чтобы все произошло таким образом. Но я хочу, чтобы в будущем это изменилось, – продолжил он.

– Прошу прощения, мой государь, но как может что-то измениться, пока… пока она все еще здесь? – спросила Гэнмэй, и ее слова были пропитаны ядом.

– Канако – моя императорская супруга. Она не покинет замок Хэйан. – Тон императора был тверд. – Но я действительно хочу наладить отношения между нами. Я действительно хочу создать мост между нашими мирами.

– Зачем?

– Потому что я смотрю на нашего сына и хочу, чтобы он был лучше нас, Гэнмэй. – Император вздохнул. – Я хочу, чтобы перед ним был лучший пример.

– Року уже лучше, чем мы.

– Я знаю, что могу быть лучше. Что мы можем быть лучше. – Император поднялся и направился к ступеням павильона любования луной. Он подождал Гэнмэй.

То, чего он никогда не делал раньше.

Каждое ее движение было полно настороженности, когда Гэнмэй присоединилась к нему. Они надели свои дзори и вместе пошли к краю пруда. Восковые подушечки лилий блестели под призрачной полной луной. Лягушки и цикады пели вместе нестройным хором.

Император прочистил горло:

– Между нами ненависть.

– Так и есть, – согласилась Гэнмэй.

– Неужели ты не согласишься стать выше нашей ненависти? Ради нашего сына?

Гэнмэй повернулась к нему. Заглянула своему императору в глаза.

Он кашлянул, когда встретился с ней взглядом. Его лицо покраснело.

Было время, когда она отдала бы все, чтобы услышать от него эти слова. Услышать, как он говорит, что заботится о ней – заботится об их будущем – даже в каких-то мелочах.